Круг Земной - [273]

Два древних захоронения в Вестфолле связывают с лицами, о которых рассказывается в «Саге об Инглингах». Предполагается, что курган в Гокстаде (где был откопан знаменитый викингский корабль) был местом захоронения Олава Альва из Гейрстадира. О нем говорится в саге, что он был «высок ростом» и что «у него заболела нога, и от этого он умер» (глава XLIX). У скелета, найденного в кургане, обнаружены деформации в суставах ног, особенно – левой, и он принадлежал человеку высокого роста. Однако в саге сказано, что Олав был погребен в Гейрстадире, а не в Гокстаде. Предполагается также, что курган в Усеберге (где был откопан другой, не менее знаменитый корабль эпохи викингов) был местом захоронения Асы, жены Гудрёда (глава XLVIII). В Усебергском кургане были погребены две женщины (видимо, знатная женщина и ее служанка, последовавшая за ней в могилу). Название «Усеберг» (Oseberg) толкуют как «гора Асы» (Oseberg ( ?su-berg). Однако в саге ничего не говорится о том, где была погребена Аса, и этимология эта оспаривается.

На основании археологических и прочих данных известный шведский археолог Биргер Нерман предложил следующие датировки: смерть Агни – начало V века; смерть Альрека и Эйрика, а также Ингви и Альва – первая половина V века; смерть Ёрунда – после середины V века; смерть Ауна – конец V века или не позднее 500 г.; смерть Эгиля – незадолго до 516 г.; смерть Оттара – около 525 г.; смерть Адильса – около 575 г.; смерть Эйстейна – конец VI века или не позднее 600 г.; смерть Ингвара – около 600 г. или в начале VII века; смерть Энунда – около 640 г.; смерть Ингьяльда – вскоре после 650 г.; смерть Олава Дровосека – конец VII века; смерть Хальвдана Белая Кость – до 750 г.; смерть Эйстейна – конец VIII века; смерть Хальвдана Щедрого – начало IX века; смерть Гудрёда – 821 г.; рождение Олава Альва из Гейрстадира – 801 г.; смерть Рёгнвальда Достославного – 855–865 гг. Разумеется, все эти датировки – только гипотеза.

О поэзии скальдов в «Круге Земном» и её переводе на русский язык

I

Многие переводчики с древних языков готовы согласиться с тем, что «перевод должен производить на своего читателя то же впечатление, какое производит подлинник, на того, кто достаточно знает язык, чтобы воспринимать подлинник как произведение литературное».[576]

Но как в таком случае подступиться к поэзии, которая в подлиннике редко кем из нынешних читателей признается за явление вполне литературное? Посреди столь доступной и близкой современным стилистическим вкусам прозы исландских саг скальдические строфы отпугивают головоломной и, главное, некстати головоломной формой, столь мало идущей к той сухой информации, которую они зашифровывают. Славословия похвальных вис в наше время скорее звучат пародией.

Поскольку, однако, в необходимости перевода скальдов никто не сомневается, переводчики обычно ищут выход в том, чтобы отступить от подлинника, каким-то образом устранить тот непостижимый для нас разлад между стилем и смыслом скальдических строф, который в глазах многих не оставляет за ними права называться поэзией. Это можно сделать двумя путями, которые и были доныне испытаны переводческой практикой.

Всего проще сохранить только одну сторону подлинника, именно ту, которая вызывает меньше нареканий, т. е., конечно, фактическую информацию, отождествляемую с содержанием вис. Нельзя не отнестись с сочувствием к доводам, которые угадываются за такой поэзией, заменяющей поэтический перевод подстрочником, обычно слегка версифицированным и сохраняющим ради couleur locale некоторые из наиболее трафаретных скальдических иносказаний – кеннингов. Ведь форма скальдического стиха всё равно может быть передана только с очень большими потерями (об этом мы скажем ниже) и, ничего не добавляя к содержанию вис, воспринимается лишь как докучливая помеха, не позволяющая дойти до сути. Не подают ли здесь примера и издатели подлинных текстов саг, которые, не питая иллюзий относительно готовности читателей брать барьеры формы ради малой толики информации, обычно снабжают висы не только толкованиями, но и прозаическим резюме?

Так обычно переводят скальдическую поэзию в сагах.[577]

Второй путь, недавно блестяще испытанный,[578] состоит прежде всего в том, что чрезмерная форма (воспроизведенная, однако, не буквально, а в согласии с законами и традициями русского стиха, отчего она звучит очень «по-русски», хотя и поражает воображение) оправдывается изнутри, обретая содержание себе под стать. Преизбыток созвучий и метафор уравновешивается преизбытком эмоционального напора каждой висы. Конечно, специалисты могут сказать, что здесь есть отступление от стиля подлинника, и поэзия скальдов получает в переводе смысловую многомерность и эмоциональную глубину, ей не свойственную. Но зато перевод становится поэзией, не требующей посредников, и – немаловажное обстоятельство – как нельзя лучше согласуется с тем образом эпохи, который стал частью нашей собственной культуры, и с тем романтическим ореолом, который прочно соединился в нашем сознании с самим словом «скальды».

Иначе и не могут переводить скальдов поэты.