Круг Земной - [270]
Автор «Круга Земного» подает материал трезво, сдержанно, без какого-либо комментирования событий, строго фактографично; вместе с тем события конкретизируются в действиях и словах отдельных лиц, изображаются живо, ярко и драматично. Эта манера повествования характерна и для лучших «родовых саг». Однако кое в чем она в «Круге Земном», как и в «королевских сагах» вообще, все же отличается от манеры «родовых саг». В «королевских сагах» рассказывается о событиях в стране, где, в противоположность Исландии, было государство, была государственная власть, сосредоточенная в руках одного человека. Поэтому рассказываемое в «королевских сагах» связано тем, что оно о государстве или о его главе, короле, и его правлении. В «родовых сагах» описываемые события, т. е. та или иная распря между членами исландского общества, охватываются полностью, упоминаются все участники данной распри и все действия и высказывания, имеющие к ней отношение. Между тем в «королевских сагах» охват описываемого менее полон: все, имеющее отношение к правлению данного короля, все, что происходило в государстве во время его правления, не может, естественно, быть охвачено, и поэтому неизбежен отбор фактов. Но тем самым «королевские саги» ближе к истории как науке, чем «родовые саги»: ведь история как наука тоже подразумевает выборочное описание действительности прошлого ввиду невозможности ее охвата во всей ее живой полноте.
В «королевских сагах», так же как и в «родовых сагах», время – это не равномерный и непрерывный поток, независимый от событий, которые в нем происходят. Поэтому в «королевских сагах», как и в «родовых сагах», обычно игнорируются изменения, которые происходят не в результате событий, а постепенно и незаметно, т. е. изменения общественных и экономических отношений и т. п., и эти отношения оказываются в изображении «королевских саг» неизменными, и тем самым отношения, характерные для эпохи написания саги, т. е. XIII век, подставляются в более древнюю эпоху, т. е. IX–X века. Немало таких подстановок было обнаружено в «Круге Земном». Допуская такие подстановки, автор «Круга Земного» повинен в модернизации эпохи, более древней, чем та, в которую он жил. Не следует забывать, однако, что когда, например, современные исследователи «Круга Земного» называют его произведение «историческим романом», они повинны в гораздо большей модернизации (ведь исторический роман возник как жанр только в XIX веке!).
Все же в «королевских сагах» и, в частности, в «Круге Земном», время больше абстрагировано от происходящих в нем событий, чем в «родовых сагах». Ведь правление короля, т. е. то, что образует стержень повествования в «королевских сагах» (откуда и название их), – это не только события, но и течение времени. Поэтому время в «королевских сагах» в какой-то мере отрывается от событий, объективируется, становится существующим само по себе. Отсюда появление в «королевских сагах» своего рода хронологической сетки (отсчета от начала или конца правления королей, привязывание событий к году правления короля), которая накладывается на события, возникновение погодного рассказа о событиях. Внутренняя связь событий, характерная для «родовых саг», начинает уступать место связи одновременности. И, по-видимому, то, что саги-жизнеописания одного короля (как саги об Олаве Святом или Сверрире) уступают место сагам, охватывающим историю страны на протяжении царствования многих правителей (как «Свод», «Гнилая кожа» и «Красивая кожа»), а в случае «Круга Земного» – на протяжении царствования всех когда-либо существовавших в северных странах правителей, тоже было развитием в направлении более абстрактного понимания времени и тем самым некоторым приближением к исторической науке нового времени.
«Королевские саги» начали писать раньше, чем «родовые саги», и в ряде случаев известно, кто их написал. И то и другое связано, вероятно, с тем, что «королевские саги» представлялись более важными, чем «родовые саги»: на «королевские саги» и тех, кто их писал, падал отблеск от ореола, окружавшего королей и церковь в глазах людей той эпохи. Ведь древнейшие «королевские саги», т. е. саги-жизнеописания королей-миссионеров – Олава Трюггвасона и Олава Святого, были написаны под влиянием латиноязычной житийной литературы (некоторое ее влияние заметно кое-где и в «Круге Земном») и ставили своей целью возвеличенье церкви в лице ее наиболее видных миссионеров. Однако даже если о той или иной «королевской саге» известно, кто ее «написал», то это едва ли значит, что данная сага была плодом осознанного авторства. Значение древнеисландского слова «написать» совсем не тождественно значению современных слов «сочинять» или «быть автором». Кроме того, сообщение о том, что такой-то «написал» тот или иной памятник, делалось, по-видимому, вовсе не с целью атрибуции данного памятника определенному автору, но из совсем других побуждений, например, чтобы объяснить что-то, написанное кем-то другим, тем самым называя его имя. Впрочем, не исключено и то, что роль автора становилась более осознанной по мере того, как она приближалась к роли историка, т. е. по мере того, как она становилась менее творческой.
