Круг доступа ограничен - [42]

– Псих, ты, а не профессор! – веско сказал Подрывник и повернулся к столу. – Ладно, нам с тобой еще объяснительные писать, – обратился он ко мне, – садись, ошибки исправлять будешь!

Я отвернулся от Феклистова и с нарочитым вниманием принялся смотреть за тем, как Андрюха, высунув от усердия язык, пишет под своим юморным заголовком: «На этом месте могла бы быть ваша реклама!»

– Это у тебя вместо эпиграфа? – поинтересовался я у приятеля.

– Ага, я никак строчки из Пушкина или Лермонтова не могу вспомнить, а эта дурота вот привязалась, так пускай она и будет, – весело ответил он.

Так мы просидели около пятнадцати минут. Неровным почерком Подрывника уже были заполнены аж три листа! И все в том же стиле глумления над органами правопорядка. Нет, я понимал, конечно, что добром все это не кончится, но что прикажете делать – писать правду? И сколько мы после этого проживем? А так хоть оставалась надежда, что нас примут за идиотов и спровадят в какое-нибудь тихое местечко, что служит психбольницей в этом чертовом городке.

Робкое покашливание за нашими спинами возвестило, что профессор остыл и хочет извиниться за свою вспышку гнева. Мы переглянулись и молча повернулись к дебоширу. Вид у Феклистова был пристыженный и смущенный. Сейчас он был похож на пацана, что получил в школе двойку и теперь придумывает, как бы так объяснить родителям (а особенно папе с широченным ремнем), что это все училка-дура – придралась к нему и не оценила его величайших познаний по предмету.

– Так и быть, мир! – сказал добродушно Андрюха и протянул руку.

Феклистов с горячностью ухватился за нее и возбужденно затараторил:

– Не обижайтесь, ребятки, я же не со зла! Просто уже достали эти. – Он понизил голос и с опаской продолжил: – Палачи! Издеваются постоянно, бьют, требуют, чтобы я им путь к спасению указал. А я не знаю его! Понимаете. – Он опять сорвался на крик: – Не знаю!!!

Мы усадили беснующегося профессора и постарались его успокоить. Через какое-то время, когда это удалось наконец сделать, нормальный разговор все-таки состоялся.

А поведал нам Феклистов вещи весьма и весьма интересные. Нет, то, что у местных жителей проблемы со здоровьем, мы уже, в общем-то, знали, равно как и то, что выбраться из Города не всем удается. Но вот то, что у города, оказывается, есть коренное население?! И что оно периодически начинает проявлять активность? А последняя вспышка активности настолько мощна, что грозит полным уничтожением всем «чужаков»?!

Бедолага-профессор рассказал, что когда он в результате облавы попал в милицию и честно написал о своем образовании, степени и прочих ученых заслугах, его быстренько передали в МГБ, где им заинтересовались, и сам, не желая того, он попал под мощный пресс давления со стороны этой грозной организации. Видимо, как раз из-за того, что в свое время оборвалась ниточка, что связывала город с Москвой, местные власти испытывали жесточайший дефицит в людях науки: свои элементарно за это время поумирали – кто от старости, кто от болезни, а новых взять было неоткуда. Да и те, что были в городе раньше, являлись специалистами в весьма специфичных областях, необходимых, в основном, для работ с минералом. Феклистов, изучая кое-какие документы, что вручили ему офицеры ГБ, при ознакомлении с фронтом предстоящих работ понял, что сейчас спецслужбы города весьма интересовала проблема восстановления связи с «Большой землей». В силу неясных ему причин, раньше этим занимались не ученые, а кто-то совсем другой. Кто? Да он не смог этого узнать – гэбэшники отказались отвечать на этот вопрос.

– Погоди-ка, – сообразил я, – если ты на них работаешь, то почему в тюрьме сидишь?

Феклистов устало улыбнулся:

– Человек всегда стремится к свободе, даже в ущерб собственному благосостоянию. Вот и я, зная, что из города мне все равно не выбраться, постоянно предпринимаю попытки сбежать! Меня, естественно, ловят и для острастки сажают сюда!

– Пытаетесь пробить канал на выход своим лбом? – усмехнулся Андрюха. – С тобой понятно, а вот скажи-ка, что эти дети заладили про Леху – крапленый, меченый?

Профессор развел руками.

– Поймите, я не знаю, что здесь происходит. Что там говорить – я в город-то этот попал… – Он замялся.

– Выпившим? – деловито спросил Подрывник. – Так мы сами также сюда пробирались – по-другому не получалось.

– Да-да, – закивал Павел Алексеевич, – именно так. И потом, я же давно не занимаюсь наукой. Когда в Чечне началась… война… у меня погибла вся семья: жена, сын… Институт был разрушен во время боев, сотрудники оказались никому не нужными… в общем, я с трудом пробрался в Россию и там… – Он опустил голову. – Там я тоже был никому не нужен. Ни жилья, ни работы… ничего! И тогда профессор Феклистов стал бомжом! – произнес он тусклым, бесцветным голосом.

Я неловко положил ему руку на плечо и тихонько встряхнул, стараясь приободрить несчастного ученого.

– Да-да, простите! – встрепенулся он. – Так вот, когда я объяснил это местным начальникам, мне элементарно не поверили. Начались угрозы, потом побои, а потом мне сказали, что меня скоро просто шлепнут… «Как саботажника!» – с горечью процитировал он чьи-то слова. – Пришлось соглашаться! Дали мне лабораторию, двух помощников из местных – тупых, но старательных ребят. Вот я и изучаю сей феномен в меру моих сил. Почти три месяца уже, по местному времени. Этот Город – он нечто необъяснимое, здесь не работают многие привычные законы физики. Вы видели здешнее небо? Ах да, конечно видели. А ночь? Вы были на улицах ночью?