Кровопролития на Юге - [22]

Обширность некоторых приходов также весьма замедляла исполнение задачи; например, приход Сен-Жермен-де-Кальберт имел в окружности девять лье и включал в себя сто одиннадцать хуторов, где жили двести семьдесят пять семейств, из которых только девять исповедовали католицизм; приход Сент-Этьен-де-Вальфрансеск был еще обширнее и населен на треть гуще; таким образом, трудности возрастали на удивление быстро. В самом деле, в первые дни солдаты и рабочие обнаруживали в деревнях и в окрестностях кое-что съестное, но вскоре этот источник истощался, а поскольку они не могли рассчитывать, что крестьяне пополнят им запасы продовольствия, то через малый срок, когда кончалась провизия, которую они привозили с собой, им оставались только вода и сухари, из которых они даже не могли сделать тюрю за неимением котелков; и после целого дня работы они насилу находили охапку соломы, на которой можно было бы растянуться. Эти лишения, тяжкая и изнурительная жизнь повлекли за собой заразную лихорадку, которая вывела из строя многих рабочих и солдат. Сперва некоторых из них отослали назад, но вскоре эти несчастные, оказавшиеся почти в столь же плачевном положении, как те, кого они преследовали, толпами принялись дезертировать, не дожидаясь, пока им будет дано на то разрешение.

Г-н де Жюльен понял, что ему придется отказаться от цели, если король не разрешит слегка отступить от первоначального плана; поэтому он написал в Версаль и поведал Его Величеству, сколь долго может продлиться дело, если вместо железных орудий и человеческих рук не пойдет в ход огонь — единственное верное орудие небесного мщения. В поддержку своей просьбы он приводил пример Содома и Гоморры, городов, проклятых Господом. Людовик XIV, растроганный столь справедливым сравнением, с ответным гонцом прислал ему испрашиваемое разрешение.

«И эта экспедиция, — пишет отец Луврелейль, — сразу же превратилась в бурю, беспощадно разоряющую тучную ниву: дома, риги, хижины, отдаленные фермы, амбары, шалаши — словом, все строения погибли под натиском огня, как погибают под лемехом плуга полевые цветы, сорняки и корни диких трав».

Разрушения сопровождались чудовищными жестокостями. Двадцать пять обитателей деревни укрылись в замке, только они и уцелели из всего населения, и эта жалкая кучка людей состояла из одних женщин, детей и стариков. Пальмероль, командир «головорезов», узнал об этом, примчался, наугад схватил восемь человек и велел их расстрелять, «чтобы научить их, — как писал он в своем донесении, — что значит выбирать себе убежище самим, а не то, которое указано в списке».

Со своей стороны, католики Сен-Флорана, Сенешаса, Руссона и некоторых других приходов, взыграв духом при виде огня, пожиравшего жилища их старых врагов, объединились и, вооружившись всем, что попало под руку, учинили охоту на осужденных; они угнали стада из Перота, Фонтареша и Пажоласа, сожгли двенадцать домов в Колле-де-Дез, а оттуда, опьяненные разрушением, отправились в деревню Брену и там расправились с пятьюдесятью двумя несчастными; затем, поскольку среди жертв было несколько беременных женщин, они вырезали у них из чрева нерожденных детей и, наколов их на острия пик и алебард, пошли за этими кровавыми стягами дальше, к деревням Сен-Дени и Кастаньоль.

Вскоре эти импровизированные отряды преобразились в организованные роты и приняли название Малых чад креста, поскольку носили на одежде нашивку в форме маленького белого креста; таким образом, у несчастных жертв, кроме драгун и «головорезов», появились новые, еще более яростные враги: эти ведь не повиновались приказам, исходившим из Версаля, Нима и Монпелье, а действовали под влиянием застарелой ненависти, унаследованной от отцов и передавшейся по наследству детям.

Со своей стороны, молодой военачальник рубашечников, день ото дня приобретавший все большее влияние на своих бойцов, пытался, не прибегая к убийствам, сполна отплатить драгунам и Малым чадам креста за то зло, которое они чинили реформатам. В ночь со второго на третье октября около десяти вечера он спустился на равнину и напал на Сомьер сразу со стороны предместий Пон и Бурже, которые предал огню. Жители схватились за оружие и предприняли вылазку, но Кавалье, возглавлявший конницу, атаковал их и вынудил вернуться в город. Тогда комендант замка, гарнизон которого был слишком малочислен для вылазки, дал по осаждающим залп из пушек в надежде не столько причинить им вред, сколько привлечь внимание соседних гарнизонов. И впрямь, рубашечники поняли, какая опасность им грозит, и отступили, успев, впрочем, сжечь гостиницы «Белый конь», «Золотой крест», «У Людовика Великого» и «Люксембургскую», равно как множество домов и церковь Сент-Аман с домом священника при ней.

Оттуда рубашечники двинулись на Кела и Вовер, взяли их штурмом, разрушили укрепления и добыли много продовольствия для солдат, а также сена и овса для коней. В Вовере, населенном по преимуществу их единоверцами, Кавалье собрал на площади всех жителей и вместе с ними произнес молитву, прося Господа не допустить, чтобы король впредь следовал дурным советам приближенных; кроме того, Кавалье заклинал братьев по вере пожертвовать достояние и жизни на восстановление храмов и уверял, будто ему было откровение Духа Святого, из коего он знает, что длань Господня по-прежнему простерта над ним.