Кровное родство. Книга 1 - [50]

На сей раз местом действия своей новой книги Элинор избрала Париж 1870 года, осажденный германской армией. Втянувшись в привычную работу, она с увлечением придумывала фабулу, намечала проблемы, с которыми придется столкнуться героям, и пути их решения. В ее романах героиня всегда оказывалась перед необходимостью тяжелого выбора, причем в обоих случаях ожидавшие ее перспективы были весьма удручающими, однако в последний момент неизменно возникал какой-нибудь – почти невероятный – спасительный вариант, приводивший к благополучной развязке и вечному счастью. И, мысленно переносясь вместе со своей героиней в Париж, Элинор забывала о собственных страданиях.

Все первые дни, последовавшие за смертью деда, девочки проплакали. Клер заливалась слезами, чувствуя себя виноватой. Не иначе подействовало ее последнее колдовское зелье, составленное из цветков примулы, корней фиалки и овечьего помета. Наверное, она слишком сильно желала смерти Папы Билли.

Миранда хныкала из сочувствия к старшей сестре, но кончилось тем, что она попросила у Клер рецепт упомянутого зелья.

Когда Клер и Миранда давно уже перестали плакать, Аннабел все еще продолжала рыдать: она стала бояться спать в темноте и каждую ночь просыпалась вскрикивая.

– Она самая чувствительная из всех, – объясняла Шушу няня.

Шушу знала, однако, что среди обитателей Старлингса не только Аннабел обладает нежной и чувствительной душой. Для самой Шушу, некогда крутившей баранку санитарной машины, твердость характера была делом привычным: она прекрасно умела ставить на место грубых водопроводчиков, нерадивую прислугу, нахальных продавщиц, не позволяя им садиться себе на голову. К мелким жизненным неурядицам она относилась так, как относятся к надоедливой мошкаре: прихлопнуть и забыть – чего же еще?

Однако состояние Элинор после смерти Билли было похоже на состояние боксера, получившего крепкий удар: на ноги она встала, но держалась на них с трудом. Ее мягкость, пассивность и явное стремление уклоняться от каких бы то ни было споров делали ее особенно уязвимой.

– Ты дождешься, Нелл, что в один прекрасный день весь свет сядет тебе на шею, – заявила Шушу однажды утром, когда они стояли в холле. – Так и норовишь оказать кому-нибудь благодеяние. – Через окно она проводила взглядом женскую фигуру в красном, сворачивавшую за поворот. – Ты отдала Дорин свое новое пальто, не так ли?

– Я знаю, что это она украла ложки, но она сказала, что очень раскаивается, – попыталась оправдаться Элинор. – И потом, сейчас слишком холодно для июля, а на ней был только тоненький жакетик.

– Она должна радоваться, что вообще не оказалась в тюрьме. А надеть ей есть что: ты же подарила ей пальто в прошлом году – то, зеленое. Ты просто дуреха, Нелл.

Элинор нахмурилась: она предпочла бы, чтобы ее считали доброй.

– И уж коли мы заговорили на эту тему, какого черта тебе понадобилось помогать этому Стинкеру Болдуину выйти на поруки? – спросила Шушу. Стинкер Болдуин был местный пьяница.

– Его жена приходила ко мне вместе с тремя детьми. Она сказала, что у него на следующей неделе день рождения.

Шушу бросила на нее взгляд, исполненный презрения:

– Как раз подходящий случай, чтобы он снова надрался и изметелил ее. Стинкеру следовало бы все свои дни рождения проводить за решеткой. Ты что, дала ей денег?

– Совсем немного, – поколебавшись, ответила Элинор.

– Ну вот, опять! И держу пари, что ты изобрела какую-нибудь вескую причину для этой глупости.

– Разве так уж плохо, что я дала немного денег этой бедной женщине?

– Да, плохо. Потому что она пропьет их – точно так же, как пропил бы и сам Стинкер. Лучше бы ты дала ей корзинку еды.

– Но она почувствовала бы унижение, – возразила Элинор, пытаясь обосновать свой поступок.

– Чушь! Вот увидишь, скоро она опять явится сюда, чтобы выклянчить денег еще. – Шушу прекрасно знала, как сочувственно относится Элинор к бедным и как быстро они начинают это понимать.

– В конце концов, я могу себе это позволить, – отбивалась Элинор.

– Но не в таких объемах, моя дорогая! Я недавно заглядывала в твою чековую книжку. Мы ведь посылаем по чеку каждому попрошайке, которому не лень сунуть слезное письмо в наш почтовый ящик! У тебя не хватит ни денег, ни времени, чтобы разрешить все проблемы, существующие в мире. Да, кстати, это и не твое дело.

– Я только стараюсь помогать людям.

– Ах ты, добрая душа! Только тогда уж начни с тех, кто рядом с тобой. Девчонки вертят тобой как хотят. Я наказываю их за то, что стянули виноград, а они бегут к тебе, и ты утираешь им носы, отменяешь наказание и кормишь их шоколадками. Ты слишком распустила их, Нелл. Если так пойдет дальше, они окончательно отобьются от рук.

– Понимаешь, у меня из головы не выходит, что эти бедняжки растут без отца и матери…

– Ну, уж их-то бедняжками никак не назовешь! – сердито фыркнула Шушу. – Чем потакать им, лучше бы ты взялась за них как следует.

На следующее утро Шушу вышла к завтраку, на ходу перебирая стопку конвертов.

– Тебе сегодня только одно, Нелл. А я получила длиннющее письмо от Берты Хигби. – Шушу до сих пор переписывалась с матерью своего погибшего жениха. В 1922 году родители Джинджера переехали в Америку и поселились в Кливленде, штат Огайо, где мистер Хигби открыл скобяную лавку.