Кровная связь - [203]

– Самый простой ответ, – заключила доктор Гольдман, – состоит в том, что одни больные люди привлекают к себе других больных людей. В психологическом смысле, разумеется.

Однако, по мнению той же Ханны, недавняя волна ночных кошмаров, в которых мне снился дед и его грузовичок, не имела ничего общего с убийствами в Новом Орлеане. Она настойчиво утверждала, что эти страшные сновидения стали результатом моей беременности. Как только мозг осознал, что у меня будет ребенок, подсознание сочло, что для защиты малыша мне нужно вспомнить сексуальные надругательства над собой в детстве.

– Это проявление характера эволюции, – заявила Ханна. – Сохранение вида и потомства – приоритетная задача любого организма. Мозг решил, что защитить твоего ребенка для него важнее, чем защитить тебя от твоего же травматического прошлого. Отсюда наплыв кошмаров и мгновенных воспоминаний. Ты должна была вспомнить о том, что сделал с тобой дед, – независимо от того, убили бы кого-нибудь здесь, в Новом Орлеане, или нет. Можешь поверить мне на слово.

Но даже Ханна не сумела объяснить, что именно на месте преступления натолкнуло меня на мысль об истинной природе совершенных убийств. Как и ФБР, мне были предъявлены классические доказательства того, что в городе орудует сексуальный маньяк. Впрочем, подобных сцен мне и раньше доводилось видеть немало. Но что же послужило причиной моих приступов паники? Что подсказало, что я стала свидетелем преступлений, которые имеют отношение к такому же сексуальному насилию, как и то, которому подверглась я сама? Ханна полагала, что это мог быть вид обнаженных пожилых мужчин. В конце концов я пришла к выводу, что все дело в самой незначительной детали. Первый приступ паники случился со мной на месте убийства третьей жертвы. За одиннадцать дней до этого, в доме второй жертвы, Андруса Ривьеры, я увидела маленькую девочку, образ которой запечатлелся у меня в памяти. Ее дедушка только что погиб страшной смертью, а она, казалось, была переполнена радостным возбуждением. Она носилась по дому так, словно предвкушала свой день рождения. И зная то, что мне известно теперь, я полагаю, что так оно и было. Убийство Андруса Ривьеры позволило этой маленькой девочке вырваться из ада на земле. И что-то в ее личике – теперь мне кажется, что это было особенное выражение в ее не по-детски серьезных глазах, – послало мне сообщение, которого я поначалу не восприняла. Как Пирли подсознательно чувствовала, что Энн в детстве насиловали, так и я подсознательно понимала, что в доме Ривьеры что-то было не так, что-то выбивалось из привычного порядка вещей. Что-то такое, что смогла исправить лишь смерть…

Кайзер ошарашил меня известием о том, что доктор Малик завещал мне все видеопленки и рабочие материалы своего документального фильма. К их числу относились и истории болезней пациентов, и его личные записи, сделанные во время лечения, которые были обнаружены в Билокси, штат Миссисипи, в доме третьего мужа моей тети Энн. Как только с этими материалами закончит работу Управление полиции Нового Орлеана, их доставят мне. Я намерена просмотреть их и закончить работу, начатую Маликом. Я не стану включать в этот фильм заснятые на пленку сцены убийств, но приложу все силы, чтобы объяснить мотивацию действующих лиц.

В тот день, когда меня выписывали из больницы университета Тулейна, я узнала, что здесь лежит и Маргарет Лавинь. Я попросила санитарку отвезти меня в инвалидной коляске на ее этаж и оставить одну в ее палате. Маргарет лежала в коме, укрытая белой простыней, подсоединенная к множеству мониторов и трубок. Инсулин, который она ввела себе в вену, превратил ее мозг в бесполезное скопление серого вещества. Джон Кайзер сообщил мне, что, скорее всего, мать Лавинь на следующей неделе отдаст распоряжение об отключении системы жизнеобеспечения дочери. Я держала руку Маргарет в своей, думая о предсмертной записке, которую она оставила, и о том ужасе, который должна была почувствовать, когда поняла, что обрекла на смерть невинного человека. Подобно мне, она оказалась не в состоянии поверить в то, что ее изнасиловал отец. И вместо этого ошибочно обвинила в надругательстве над собой отчима. Я очень рада тому, что в своем случае я оказалась права, но ведь с такой же легкостью могла и ошибиться.

Первыми я посетила похороны Натана Малика.

Психиатр завещал кремировать себя, так что это, по сути, была мемориальная служба, состоявшаяся в парке Нового Орлеана. На ней присутствовали около пятидесяти человек, большей частью женщины. Впрочем, я заметила и нескольких мужчин, явно ветеранов войны во Вьетнаме. Буддийский монах нараспев затянул песнопение, потом произнес несколько молитв, и все возложили цветы к урне.

Вторыми по счету были похороны Энн, и состоялись они в Натчесе.

Майкл Уэллс отвез меня в похоронное бюро МакДонахью, помог пересесть в инвалидное кресло, а по окончании службы подвез меня на кладбище, где и прошли похороны. Пока священник тянул общепринятую элегию, я сидела на местах, зарезервированных для членов семьи, и думала о пленке Натана Малика, посвященной Энн. Мини-кассета, которую я незаметно вытащила из коробки в доме Энджи Питре, проделала весь путь до больницы в моей сумочке. Я одолжила по этому случаю камкордер, портативную видеокамеру со встроенным видеомагнитофоном, но смогла просмотреть только первые десять минут, на большее у меня не хватило сил. Энн пришлось пережить намного больше, чем всем нам. По какой-то причине во время сексуальных домогательств она не могла прибегнуть к диссоциации. Она чувствовала, переживала и помнила насилие во всех его тошнотворных подробностях. Главной ее заботой было защитить младшую сестру – мою мать. И хотя ей не удалось достичь цели, она сделала все, что было в ее силах. Она старалась увлечь деда к себе в комнату всякий раз, когда чувствовала, что он готов переключить свое внимание на ее сестру. Но Энн пыталась защитить не только Гвен. Причина, по которой она в течение стольких лет хранила молчание, была проста: дедушка пригрозил, что если она когда-нибудь расскажет о том, что он с ней делал, он убьет и ее сестру, и ее мать. Энн не сомневалась, что он осуществит свою угрозу. Она лучше всех нас знала, что он способен на убийство.