Кровная месть - [19]

Старшая горничная Амандины сняла платье с вешалки.

— Мадам...

Амандина встала, чтобы другая горничная могла поправить ее белье и затянуть корсет. Платье скользнуло на нее через голову. Изабо поспешно бросилась вперед, чтобы подхватить подол, готовый зацепиться за край туалетного столика. Он оказался неожиданно тяжелым, и Изабо удивилась тому, что мать могла держаться так прямо под немалым весом.

Парик слегка съехал вбок, Амандина придержала его ухоженной рукой.

— Франсина, нужны еще шпильки.

— Oui, madame.

Когда парик был закреплен самым надежным образом, Амандина повернулась, чтобы полюбоваться на себя в высоком зеркале.

— Ox, maman,— выдохнула Изабо.— Tu est si belle![6]

Когда она вырастет, тоже будет пользоваться помадой для губ и приклеивать к щеке мушку в виде сердца, точь-в-точь как мать.

— Я помню, как точно так же наблюдала, когда твоя бабушка собиралась на бал,— улыбнулась Амандина. Она взяла ленту для волос, из той же ткани, что и платье, с такой же вышивкой.— Держи, малышка. Мне она в конце концов оказалась не нужна. Можешь оставить ее себе.

Изабо расплылась в широкой удивленной улыбке и поблагодарила:

— Merci.

Она благоговейно потерлась о ленту щекой, потом следом за матерью пошла из ее спальни вниз по лестнице красного дерева, держась позади горничных. Ее отец Жан Поль Сен-Круа ожидал супругу внизу. Герцог был одет безупречно, от завитого парика до золотых пряжек на туфлях на высоких каблуках.

— Ma chere!— приветствовал он Амандину.— Ты неотразима, как и всегда!

Изабо продолжала держаться неподалеку от горничных, спрятавшись за большим кипарисом в кадке. Когда те наконец-то отправились по своим делам, она со всех ног бросилась в бальный зал, уворачиваясь от лакеев, переносивших графины с вином и шампанское, и слуг, расставлявших золоченые стулья и корзины с засахаренными фруктами. Девочка забралась в шкаф, в котором обычно хранились излишки столового белья. Сегодня все до единой скатерти и салфетки понадобились для буфетных столов в глубине зала и собственно столовой, расположенной по другую сторону холла, поэтому шкаф опустел. Изабо устроилась внутри, прижав коленки к груди. Она оставила дверцу чуть приоткрытой, потому что это было куда лучше, чем подсматривать сквозь замочную скважину.

Ей недолго пришлось ждать прибытия первых гостей. Конечно, она могла лишь представлять себе прекрасные экипажи, заполнившие подъездную аллею, вымощенную известняком. В экипажи были запряжены великолепные кони с плюмажами на головах. В бальном зале засуетились лакеи, зажигая последние свечи и масляные лампы. Хрустальные люстры сверкали над столами, нагруженными самыми разнообразными деликатесами. Здесь были клубника, марципановые птицы, засахаренные корочки апельсинов, жареные гуси, устрицы, бисквиты с лавандой, птифуры и конфеты в шоколадной глазури. Изабо потерла живот, заворчавший при виде такого количества вкусностей. Она не поужинала, потому что пряталась от своей няни.

Но девочка забыла о голоде в тот момент, когда в дверь зала начали входить гости. Женщины смеялись, прикрывая лица кружевными веерами с росписями, мужчины подчеркнуто кланялись. Изабо ощущала густые ароматы духов и одеколонов, смешанные с запахом теплого печенья, которое разносили на серебряных подносах. Шампанское разливалось, как весенние реки. Заиграл оркестр, и музыка заполнила каждый уголок, даже темное внутреннее пространство шкафа, где сидела Изабо. Ей казалось, что пение ангелов должно звучать именно так, как этот рояль, арфы и парящий, нереальный голос оперной дивы.

Ее родители присоединились к гостям в зале в тот момент, когда начали расставлять карточные столы. Из рук в руки переходили яркие карты и монеты. Чей-то пудель зарычал на певицу. Изабо почувствовала, как ее желудок снова сжался от голода, и подумала, сможет ли выбраться из своего безопасного укрытия. Если ее поймают, то не просто сразу же отправят в постель, что уже само по себе было бы ужасно. Ей никогда больше не удастся воспользоваться этим шкафом как тайником. Изабо прикусила нижнюю губу, размышляя. Вскоре запах еды стал слишком сильным искушением.

Она приоткрыла дверцу на несколько дюймов и глянула, не заметил ли этого кто-нибудь. Мимо прошла какая-то обнявшаяся пара, потом остановилась и слилась в страстном поцелуе. Изабо поморщилась от отвращения. Мужчина будто пытался съесть лицо дамы. Такая картина совсем не успокаивала. Ему следовало бы хорошенько поужинать, если уж он был так голоден.

Изабо бесшумно спрыгнула на пол и спряталась за юбкой дамы. Кринолин у нее был таким широким, как три человека сразу. Ни дама, ни ее приятель не заметили Изабо. Они как-то очень уж тяжело дышали, как будто промчались галопом вокруг сада. Изабо перескочила от них за плотную парчовую занавеску, протянувшуюся от одного окна до другого. Почти все гости слишком громко смеялись, пили шампанское с клубникой и с беспечными возгласами проигрывали свои денежки за карточными столами. Никто не увидел Изабо. Ей вдруг показалось, что она угодила внутрь калейдоскопа, где стремительно вращались краски, звуки и запахи. От этого у нее немножко закружилась голова, и она с радостью устремилась к относительно безопасному пространству под буфетными столами. Девочка перекатилась под ближайший из них и надежно укрылась за низко свисавшей белой скатертью.