Кровавый узел - [17]

Когда Кауров впервые разделся при Косте до пояса, юноша едва не ахнул, глядя на его могучий мускулистый торс, – многочисленные шрамы буквально испещрили кожу. Заметив недоумевающий взгляд Кости, Кауров подмигнул ему и сказал:

– Грехи давней молодости. Бывали дни веселые… – не вдаваясь в дальнейшие объяснения, запел он, дурачась, и пошел в душевую.

Костя так никогда и не отважился спросить о происхождении шрамов, явно чувствуя нежелание Каурова распространяться на эту тему.

Поразила Костю и библиотека Каурова – около сотни книг, и почти все на китайском языке. Судя по всему, Кауров знал этот язык в совершенстве. Объяснения были просты:

– Понимаешь, приходилось бывать в Китае. Дружественная помощь братскому народу в восстановлении промышленности. А без знания обычаев и языка делать там попросту нечего. Вот я и поднатужился… – и снова все перевел в шутку.

После работы и в выходные Кауров усиленно тренировался. Костя на первых порах диву давался той звериной грации и кошачьей легкости, с которой Кауров проделывал бесчисленное множество непонятных упражнений, напоминающих магические пасы шаманов, запомнившихся Косте по какому-то фильму.

– Интересно? – спросил как-то Кауров, по своему обычаю широко и добродушно улыбаясь. – А вот это ты видал?

Он сложил стопку кирпичей, штук пять, затем резко взмахнул рукой… – и остолбеневший Костя глазам своим не поверил: кирпичи превратились в груду обломков!

– Все это, браток, называется цюань-шу, китайское искусство кулачного боя. Эффектная штука, доложу я тебе. Есть в Китае один монастырь, называется Шаолинь. Приходилось мне бывать в тех местах… – Кауров ненадолго задумался, хмурясь. Затем продолжил: – Так вот, довелось мне познакомиться с одним из монахов этого монастыря, который был шифу, – заметив немой вопрос в глазах Кости, объяснил: – Мастер – значит цюань-шу, наставник. Вот он меня лет пяток, как щенка, натаскивал… И резко переменил тему: – Хочешь научиться? Угадал? Тогда переодевайся в спортивную форму.

Так Костя, совершенно неожиданно для себя, с головой окунулся в нелегкие премудрости китайского боевого искусства. И, к удивлению даже видавшего виды Каурова, преуспел.

Гибкий, физически очень сильный, с отменной реакцией, закаленный ранним трудом и житейскими невзгодами, Костя, казалось, самой природой был создан бойцом цюань-шу. Он мог сотни раз без устали отжиматься на пальцах, кулаках и запястьях от пола, мог по нескольку часов молотить тяжеленный мешок с песком, прыгать, как обезьяна, по земле, опираясь только на пальцы рук и носки, крутить многочисленные сальто и кульбиты. Кауров учил его искусству сверхбыстрого бега и ходьбы на длинные дистанции, учил скалолазанию, плаванию, всевозможным способам маскировки, умению видеть в темноте и драться "вслепую" с завязанными глазами. К концу второго года обучения цюань-шу Костя уже знал пять основных его стилей: "Дракона", "Тигра", "Леопарда", "Змеи" и "Журавля". Успехи Кости радовали и восхищали Каурова, который теперь с увлечением посвящал юноше все свое свободное время.

Но если по части физического совершенствования Кости у Каурова не было проблем, то в области общеобразовательной он терпел явное фиаско. Началось все с того, что Костя наотрез отказался ходить в школу. В общем-то Кауров был с ним согласен – Костя перерос своих сверстников, не говоря уже о тех пацанах, с которыми ему пришлось бы сидеть за одной партой, так как он пропустил учебный год. Но Костя отказался посещать и вечернюю школу. Пришлось довольствоваться самоподготовкой по школьной программе. Тут Костя возражений не имел и занимался с удивительным прилежанием.

Правда, и здесь случилась совершенно нежелательная для Каурова накладка – после полного выздоровления Костя опять пошел работать грузчиком на станцию. Никакие доводы и уговоры не помогали – Костя хмуро отмалчивался, укладываясь вечером на свою раскладушку, а утром старался незаметно исчезнуть, по своему обыкновению отправляясь на работу кружным путем быстрым бегом. После работы он приходил усталым, полчаса отдыхал, затем садился за учебники. А вечером гонял себя часами на тренировке до седьмого пота, словно и не было тяжелого трудового дня.

Кауров понимал, что такие огромные нагрузки для еще неокрепшего молодого организма чреваты нежелательными последствиями, но переупрямить Костю не мог. Он понимал истоки этого упрямства – Костя просто не желал быть обузой, хотел зарабатывать сам, а не сидеть на положении иждивенца. Но от этого Каурову все равно было не легче. И однажды он решительно заявил:

– Костик, я не собираюсь навязывать тебе свое мнение, но у меня есть одно предложение. Я договорился с начальником экспериментального цеха, тебя примут учеником слесаря-лекальщика. Отличная профессия, доложу я тебе. Ну как?

– Я не возражаю… Но справлюсь ли?

– Почему нет? У нас там ребята хорошие, дружные, отменные специалисты. Помогут, научат. Главное, не дрейфь.

– Но мне хотелось бы… – Костя замялся. – Я хочу быть радиомонтажником…

Конечно же, Костя был прав. Под руководством Каурова он за короткое время научился разбираться в самых сложных радиосхемах и, пожалуй, вполне мог бы стать отличным монтажником. Но была единственная загвоздка – не вышел Костя годами для работы в радиомонтажном цехе. И тут уж ничего нельзя было поделать – в этом вопросе на предприятии исключений не существовало. Кауров объяснил Косте, как смог, ситуацию, и юноша, скрепя сердце, согласился учиться на лекальщика.