Кровавый удар - [101]

Дула двустволки смотрели мне прямо в глаза. Я ждал: сейчас из них вырвется красно-желтое пламя, и это будет последнее, что я увижу. Но этого не случилось.

— И еще, — продолжал я. Интересно, заметил ли он, как дрожит мой голос? — Насчет моего отца. Если бы ты знал об этом раньше, ты избавил бы себя от множества хлопот.

Теперь вода из-под двери заливала пол, образуя озерко около переборки позади Отто. Я продолжал говорить:

— Ты провел несколько дневных сеансов с нашей Рут. И в постели она рассказала тебе обо мне и о моем отце. Ты расспросил Невилла, и он рассказал тебе, как они вместе работали в Балтии. Тут-то ты и задумал блестящий несчастный случай: шпионский сынок пропадает без вести в Эстонии. Думаю, ты был уже знаком с полковником Грузкиным. Старые враги. Так? — Это действительно было так. — Но теперь идет война людей-призраков против всех остальных. Вы с ним на одной стороне. Но полковник Грузкин тяжеловат на подъем. Что же произошло в цыплячьих мозгах Отто Кэмпбелла, когда он узнал, что мы снова объявились?

Уголки его рта опустились. Лицо было жестким как металл. Он сказал:

— Жаль, что я не сбросил тебя со скалы, когда мог. — Его левая рука потянулась к ружью. Вот и все, подумал я. Говорить больше не о чем. Только время тратить.

Тут я услышал шипение. Странное шипение, смешанное с бульканьем. Дверь позади него была из лакированного дерева. Отражения в лаке изменили форму. Они стали искаженными, как в рыбьем глазу, как будто панели были изогнуты.

Этого-то я и ждал.

Он держал ружье обеими руками.

Я посмотрел мимо него и сказал:

— Ты влип.

— Хрен собачий, — ответил он.

Я отшвырнул свой стул. Он выстрелил. Я почувствовал сильный удар в мышцу левого плеча и покатился по полу. Второй ствол опустился, целясь в меня. Позади него я видел дверь. Дверь распахнулась. Водяной кулак вломился в каюту. Я услышал, как он завопил. Потом меня закрутило, как крысу в стиральной машине.

Я оказался заткнутым в узкий проход. Под руками были грубые доски, мимо хлестала вода. Такое ощущение, будто я оказался внутри пожарной кишки. Какой-то твердый предмет, плавающий в воде, врезался мне в висок. В ушах зазвенело. Я открыл рот, чтобы закричать. Он тут же наполнился водой. Дурень чертов, подумал я, ты так долго шел сюда, ты знал ответы на все вопросы и промахнулся. А теперь тебе каюк.

Мои пальцы, вцепившиеся в доску, ослабли. Меня подхватил поток воды. Мои легкие хотели вдохнуть. Но мозг этого не хотел, потому что знал: это будет конец. Меня пронесло по какому-то длинному темному коридору.

И вынесло к свету.

Это был не коридор, а трап. Я оказался на палубе "Вильмы", на воздухе.

Секунды три я лежал там и дышал.

Вдохнув кислорода, я начал что-то соображать. На палубе было противно, скользко. Я с трудом встал.

"Вильма" тонула. Ее сломанные мачты начали очень медленно крениться к правому борту. Палуба была покрыта паутиной канатов. Крен был тяжелый, окончательный. Гибельный крен. Я начал карабкаться вверх, пробираясь сквозь груду обломков на левом борту.

Голова у меня была свинцовая, плечо саднило.

Отто, думал я. Проклятый Отто! Вот так встречаешь человека, начинаешь ему доверять. Дружишь с ним. Перестаешь быть профессиональной ищейкой новостей. Начинаешь относиться ко всему спокойно, воспринимать все как часть нормальной жизни, а не как метеор, проносящийся по первой странице газеты и сгорающий в кислороде общественного мнения. А он все это время был настороже и ждал, когда сможет тебя использовать. А использовав, убивает.

Так же как ты убиваешь репортаж, если он не может влиять на тираж газеты.

Послышался громкий быстрый стук. Он шел из иллюминатора перед трапом. Иллюминатор был похож на миниатюрную теплицу, укрепленную бронзовыми брусками. За брусками виднелось что-то бледное. Я подобрался поближе, скосил глаза, чтобы лучше видеть.

Это было лицо. Лицо Отто, страшно увеличенное водой под иллюминатором.

Лицо двигалось. Изо рта шли пузыри. Рядом были руки. Они-то и стучали. Теперь они слабо царапали укрепленное стекло, предназначенное, чтобы не впускать воду. Шлепая по колено в воде, я стал нашаривать шпингалеты.

Шпингалеты были с внутренней стороны. Из-за воды я не мог разбить стекло. У лица за стеклом были глаза. Глаза огромные и белые, круглые как блюдца. Руки перестали двигаться. Лицо исчезло.

Кто-то кричал. Мои ноги запутались в веревках. Руки онемели. У меня не было сил, чтобы освободиться.

Послышался голос:

— Шкипер!

Это был голос Дина.

Я поднял голову. Дин стоял на носу посыльной шлюпки с "Лисицы". В руках у него был свернутый кольцом трос. Он бросил его. Я поймал конец, кое-как зацепил за булинь. Он обошел банку, сел на весла. Я стряхнул с ног веревки, освободился от "Вильмы" с мертвым Отто Кэмпбеллом, кружившимся в водоворотах под стеклом иллюминатора кают-компании.

Освободившись, я поплыл к шлюпке.

— Сейчас утонет, — сказал Дин. Впервые я услышал в его голосе почтение.

"Вильма" продолжала заваливаться на правый борт. Внезапно ее мачты закачались, крен стал круче. Она легла на края бимсов, деревянное брюхо ее корпуса поднялось из воды, показав пятнадцатифутовую канаву, которую камень прорыл в ее внутренностях. Послышалось оглушительное шипение воздуха. Пар вырвался из пробоины, и судно, словно ревущий кит, нырнуло в черную воду. Еще миг ее огромный бледно-зеленый корпус качался на воде, извергая пузыри. Потом он исчез.