Кровавый остров - [40]

– Так вот что с тобой? – спросил меня Сьюард. – Ты утратил волю к жизни?

– Я здесь живу, хотя не хочу тут быть. Это считается?

– Возможно, у него меланхолия, – предположил юный доктор. – Депрессия. Это объяснило бы потерю аппетита и бессонницу. Он повернулся ко мне. – Бывают ли у тебя мысли о самоубийстве?

– Нет. Об убийстве – бывают иногда.

– Правда?

– Неправда, – вмешался фон Хельрунг. – Nein!

– И не только мысли.

– Не только мысли…

– Я убивал людей. Например, человека по имени Джон Чанлер. Он был лучшим другом доктора.

– Да что ты говоришь!

– Не думаю, что это правда! – рявкнул фон Хельрунг. – У него кошмарные сны, просто ужасные. Ах, какие кошмары! Он говорит про сны. Разве не так, Уилл?

Я опустил глаза и промолчал.

– Ну, не вижу ничего, что было бы не так с его телом, Абрам. Возможно, обратиться следует к психиатру.

– Признаться, есть у меня на примете видный специалист.

«Видный специалист» прибыл в особняк на Пятой авеню на следующий же день – в дверь негромко постучали, и затем фон Хельрунг сунул в комнату свою седую гриву, сообщив кому-то через плечо:

– Gut[40], он одет.

Затем я услышал женский голос:

– Ну, я на это надеюсь! Ты ведь предупредил его, что я приеду, правильно?

Монстролог слегка отступил, и в комнату ворвался вихрь в лавандового цвета одеждах, модном берете и с зонтиком в тон.

– Итак, перед нами Уильям Джеймс Генри, – проговорила она с самым культурным произношением, свойственным Восточному берегу[41]. – Как поживаешь?

– Уилл, позволь представить тебе мою племянницу, миссис Натаниэль Бейтс, – заявил фон Хельрунг.

– Бейтс? – повторил я. Я уже слышал это имя.

– Миссис Бейтс, если позволишь, – сказала она. – Уильям, я так много слышала о тебе, что не могу ничего с собою поделать – у меня чувство, будто мы с тобой знакомы уже много лет. Но встань-ка и дай мне на тебя посмотреть.

Она взялась за мои запястья затянутыми в перчатки пальцами, развела мои руки в стороны и недовольно поджала губы.

– Слишком уж худой – и сколько ему, дядюшка? Двенадцать?

– Тринадцать.

– Хм-м. И низковат для своего возраста. Полагаю, замедление роста ввиду недостатка питания, – она покосилась на меня поверх носа. Глаза у нее были ярко-голубые, как у дядюшки; и, как и у него, они, казалось, сияли своим собственным проникновенным светом, проницательным и слегка печальным.

– Я бы не стала говорить дурного ни о каком джентльмене, – подытожила она, – но родительские способности доктора Пеллинора Уортропа меня не впечатляют. Дядя, когда это дитя в последний раз принимало ванну?

– Не знаю. Уилл, когда ты в последний раз купался?

– Не знаю, – ответил я.

– Ну, Уильям, на мой взгляд, проблема у нас такая: если ты не помнишь, когда в последний раз принимал ванну, значит, самое время тебе ее принять. А каково твое собственное мнение на этот счет?

– Не хочу никакой ванны.

– Это желание, а не мнение. Где твои вещи? Дядя Абрам, где пожитки мальчика?

– Я не понимаю, – с ноткой мольбы обратился я к фон Хельрунгу.

– Эмили любезно пригласила тебя пожить несколько дней в ее семье, Уилл.

– Но я не хочу жить несколько дней в ее семье. Я хочу остаться здесь, с вами.

– Но ведь не слишком хорошо у вас здесь все идет, правда? – осведомилась Эмили Бейтс.

– Я буду есть. Обещаю постараться. И доктор Сьюард, он дал мне что-то, что поможет мне спать. Пожалуйста.

– Уильям, дядя Абрам мастер во многих вещах – некоторые из них чудесны, ну, а о некоторых я предпочитаю не думать – но о том, как растить детей, он не имеет ни малейшего понятия.

– Но к этому-то я и привык, – яростно возразил. – И никому не придется меня растить. Доктор скоро вернется, и…

– Вот именно, и когда он вернется, мы вернем тебя ему – чистого, живого и здорового. А теперь пойдем, Уильям. Все забирай с собой; думаю, пожитков у тебя немного, но и это дело поправимое. Я буду ждать тебя внизу. Жарковато здесь, не так ли?

– Я провожу тебя вниз, – вызвался фон Хельрунг. Ему, казалось, не терпелось избавиться от моего общества.

– Нет-нет, все в порядке. До свидания, дядюшка Абрам, – она поцеловала его в обе щеки и прибавила: – Ты поступил правильно.

– Дай-то Бог, – пробормотал он.

И мы остались одни.

– Я объясню… – начал он, но затем пожал плечами. – Она права. Я ничего не понимаю в детях.

– Я не поеду.

– Твое… положение требует женской руки, Уилл. Ты и так слишком долго прожил без материнской заботы.

– Я в этом не виноват.

Глаза его сверкнули: впервые он потерял со мной терпение.

– Я никого не виню и говорю вообще не о вине, а об исцелении. Я обещал Пеллинору присматривать за тобой в его отсутствие, это правда; но у меня есть и другие обязанности, которыми я пренебрегать не могу, – он выпятил грудь. – Я председатель Общества Развития Монстрологических Наук, а не нянька! Само собой, до тебя первого дойдут вести из Европы, если только я их получу. В тот же миг, как только я сам узнаю.

– Я не хочу уезжать, – сказал я. – Не хочу расставаться с вами, жить в семье вашей племянницы, и ванну – в ванну тоже не хочу.

Он улыбнулся.

– Думаю, Эмили тебе понравится. Сердце у нее буйное – точно как у другого твоего знакомого.

Часть четырнадцатая «То, что незримо»