Кровавый кошмар Восточного фронта. Откровения офицера парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг» - [8]

— Вперед — марш!

Люди встали — медленно, тяжело и устало. Надо надеяться, что русские не бодрее нас. Местность перед нами совершенно открыта. Я подгоняю своих. Слева от нас — восточнее Вольфсека — слышится ожесточенная стрельба.

Еще несколько метров до вершины высоты. Мы идем внимательно, с оружием на изготовку. Я отправил людей в укрытие, а сам пополз к гребню высоты. Здесь по верху проходили пастбищные изгороди. Слева я увидел старую немецкую зенитную позицию. Русских не было видно. Было опасно тихо. Я принял решение с правофланговой группой роты Майера занять позицию зенитной батареи и обеспечить охранение в южном направлении.

По сигналу моей руки мы бросились вперед, чтобы захватить окопы на южной оконечности позиции зенитной батареи. В этот момент по нам открыли пулеметный огонь. Я не мог определить, откуда противник ведет огонь. Пули ложились так густо, что я не осмеливался поднять головы. Мои люди слева от меня спрятались за щитом 88-мм зенитки. Я попытался отползти влево, чтобы уйти из сектора обстрела, но, как только пошевелился, раздался выстрел снайпера.

Егерь справа от меня был мертв. Неестественно скрючившись, он лежал на земле. Его пустой взгляд остановился. Он умер беззвучно.

Пару минут я лежал не шевелясь. Потом попробовал снова отползти. Хлестнул выстрел. Ударило по спине. Осторожно пошевелил руками и ногами — меня не ранило. Пуля разорвала плащ-накидку в скатке у меня на спине.

Прошло еще несколько минут. У меня на лбу выступил пот. Слева меня кто-то позвал:

— Давайте сюда, господин лейтенант, мы проделали дыру в заборе!

Я слегка повернул голову налево и увидел дыру в заборе. Если «Иван» держит меня на мушке, он меня снимет, как только я вскочу. Я мучительно принимал решение. Вдруг раздался выстрел. В тот же миг я вскочил, пролез в дыру в заборе и скатился в окоп — получилось.

В окопе попробовал успокоить дыхание. Пока я думал, что делать, меня тряхнуло от ужасного грохота, барабанные перепонки заболели. Осторожно посмотрел за бруствер и увидел, что 88-мм пушка качается, из ее ствола идет дым. Только сейчас понял: трое моих людей выстрелили из зенитки по русским. Хотя прицел разбит, они целились через ствол.

Я оглядел зенитную позицию — одно из орудий было так повреждено во время боя 21 октября, что его ствол висел на лафете, как весы. Погибшие в том бою все еще лежали у своих орудий. Они оборонялись буквально до последнего вздоха. В сиденье наводчика 20-мм автоматической пушки висел лейтенант. Его убило осколком снаряда. Нижняя часть его живота была распорота. Я отвел глаза.

Надо было принимать решение! Здесь сидеть было нельзя! Взгляда за гребень «Зенитной» высоты было достаточно, что дальше отсюда в южном направлении идти нельзя. Я решил собрать людей и отойти в Вольфсек, чтобы соединиться с левым флангом батальона.

Я подал команду, и мы одним рывком покинули позицию зенитной артиллерии и укрылись за обратным склоном. Опрос показал печальный результат: четверо убитых. Раненых отправили в направлении Гумбинена. В колонну по одному мы отходили вдоль южной окраины Вольфсека, а потом снова пошли вперед по дороге на юго-восток. У амбара слева от дороги я встретил капитана Тойзена с немногими людьми его штаба. Доложил. Командир сказал мне, что остатки его батальона должны собраться здесь. Обстановка была неясной. Батальон должен, как только стемнеет, занять позицию между дорогами Вольфсек — Кляйнвайлер и Аннахоф — Эггенхоф, в 300 метрах южнее «Зенитной» высоты.

Насколько далеко продвинулись остальные части корпуса «Герман Геринг» и 5-й танковой дивизии, неизвестно. Я еще узнал, что вчера город Гольдап попал в, руки русских. Какой-то старший лейтенант рассказывал, что красноармейцы, прорвавшиеся на территорию рейха 21 октября, учинили резню мирных жителей в местечках Неммерсдорф и Шульценвальде. Большое количество женщин было изнасиловано, а потом зверски убито вместе с детьми.

Вечером, при последних лучах солнца, мы заняли оборону южнее «Зенитной» высоты.

Люди были на пределе физических возможностей. Некоторые засыпали на ходу. Я с большим трудом заставлял своих подчиненных хотя бы слегка окопаться. Я тоже выкопал себе неглубокий окопчик. Впрочем, я надеялся, что мы с восходом солнца пойдем вперед.

Сейчас 2 часа ночи. С ефрейтором я прохожу вдоль рубежа и застаю двух своих спящих солдат. Один из них не просыпался до тех пор, пока я не начал стучать по его ногам. Раньше такой случай повлек бы за собой дисциплинарное расследование. Но здесь и сегодня уже никого дисциплинировать было не нужно. Люди несколько месяцев не выходили из боев и теперь были уже совсем «готовы».

Разбуженный начал бормотать:

— Я больше не могу, господин лейтенант!

Несмотря на темноту, я заметил, что солдат дрожит всем телом, и попытался придать ему морального духа:

— Послушайте, ваши товарищи тоже больше не могут. Если хотите выжить, возьмите себя в руки. Вам еще повезло, что я вас разбудил, а не «Иван», а то бы вы навечно здесь задремали!

Тянущим голосом измученный продолжал:

— Вы про меня доложите, господин лейтенант?

Я заметил, что он уже не контролирует свой подбородок. Но уже не стерпел: