Кровавый контракт. Магнаты и тиран. Круппы, Боши, Сименсы и Третий рейх - [43]

И в своих воспоминаниях, и во время суда в Нюрнберге фон Папен отрицал справедливость утверждения, будто бы благодаря именно его влиянию рейнско-вестфальские промышленники оплатили огромные долги НСДАП в обмен на уступки в их пользу, которые Гитлер обещал сделать в случае своего прихода к власти.

Однако оптимистичное заявление фон Папена «Мы наняли Гитлера» быстро распространилось по информационным издательствам, которые контролировали промышленники, и наверняка из-за этого они более или менее спокойно отнеслись к согласию Гинденбурга назначить Гитлера канцлером и ввести в новое правительство еще двух нацистов – Вильгельма Фрика на пост министра внутренних дел и Германа Геринга на пост имперского министра без портфеля, а также на пост внутренних дел Пруссии.

И все-таки одна из самых важных фигур в индустрии осмелилась предупредить президента буквально накануне назначения Гитлера канцлером о его замыслах – это был Густав Крупп фон Болен унд Гальбах.

Фриц Тиссен в книге «Я финансировал Гитлера» писал: «До захвата Гитлером власти господин фон Крупп был его яростным противником. Буквально накануне того дня, когда президент фон Гинденбург назначил Адольфа Гитлера канцлером, он настойчиво предостерегал старого фельдмаршала от этого шага».

Герман Бюхер также утверждал, что фон Болен «не помогал Гитлеру» в годы, предшествующие его приходу к власти».

Учитывая сложную ситуацию в стране, промышленники, как и многие немцы, а также иностранцы самых разных классов, с надеждой смотрели на первый кабинет министров Гитлера. В нем было всего три нациста, да и то в окружении вице-канцлера Франца фон Папена, министра иностранных дел, дипломата старой школы барона Константина фон Нойрата, министра финансов, отпрыска древней фамилии графа Лютца фон Шверин-Крозига, который верно служил Брюнингу и Папену; министра обороны, генерала Вернера фон Бломберга с его безупречными манерами; министра транспорта, католика Эльца фон Рюбенаха; министра труда, председателя монархической организации военных ветеранов «Стальной шлем» Франца Зельте; министра юстиции Франца Гюртнера – баварского юриста консервативных убеждений; и тайного советника Альфреда Гугенберга, не очень популярного, но все же уважаемого деловым сообществом Германии, который занимал пост министра экономики и сельского хозяйства. Неужели эти люди, спрашивали себя магнаты, позволят молодому политическому выскочке Гитлеру захватить власть? И разве он не поклялся свято чтить демократическую Веймарскую конституцию? А главное, Великий Старец правых, фельдмаршал Гинденбург по-прежнему оставался Верховным главнокомандующим и одним приказом мог подавить любой выпад нацистов.

Поэтому не стоит удивляться тому, что промышленники склонны были воспринимать события в Берлине как очередную смену кабинета министров – вот только обстоятельства его назначения были несколько необычны, да и человек, уполномоченный им руководить, оказался более колоритной фигурой, чем прежние канцлеры. Во всяком случае, они видели в нем человека, готового взять на себя личную ответственность за благополучие страны и ожидавшего того же от всех членов его кабинета министров. Наступил конец безликому правлению бюрократов политических партий. Этот человек, казалось, готов был энергично решить проблему безработицы. «Дайте мне четыре года, – заявил он 31 января в своем первом выступлении в качестве канцлера, которое транслировалось по радио на всю страну, – и безработица останется в прошлом». Работа для всех – какое благо для промышленности, находящейся в отчаянном положении!

В этом выступлении Гитлер назвал и другие пункты своей программы. Новое правительство, заявил он, осуществит истинно духовное единство германского народа. Оно будет руководствоваться христианской верой как основой его нравственности, восстановит семью как основу жизни граждан, вернет уважение к традициям. Предлагаемый четырехлетний план уничтожения безработицы касается и промышленности, и сельского хозяйства. А коммунизм будет полностью изгнан из Германии.

По поводу международных отношений Гитлер выразил надежду, что всеобщее разоружение устранит необходимость увеличения вооруженных сил Германии, вместе с тем армия должна стать более сильной, чтобы надежно охранять отечество. Германия должна вернуть себе свободу и снова стать равной среди равных в сообществе наций.

Уже в первом выступлении он использовал один из своих ловких приемов демагогии: подчеркнул миролюбивые устремления своего режима. Это подчеркивание мира, повторяемое Гитлером к месту и не к месту, часто упускается из виду, точнее, недооценивается его влияние на германский народ.

Озвученная по радио программа Гитлера в целом представлялась разумной немецкому политику любого направления. Новый министр внутренних дел Вильгельм Фрик заверил прессу, что ее свобода не будет ограниченна. Это обещание вкупе с отсутствием признаков жесткой антисемитской политики убедило многих, включая немецких промышленников, что, в конце концов, Гитлер не такой уж радикал, как они боялись.

Многие из нас, американцев, будут вспоминать, с каким восторгом аплодировали Франклину Делано Рузвельту, когда в начале своего долгого президентства он описывал казавшееся чудом прекращение банкротства банков, тяжело отразившееся на экономической жизни страны. И только спустя многие годы мы узнали, что новый президент просто воспользовался планом спасения Соединенных Штатов, который оставил ему его предшественник Герберт Гувер.