Кровавый гимн - [23]

– Да, наверное… – неуверенно откликнулась Мона.

– Она милая и добрая женщина, из тех, кого мне не составляет труда обмануть в два счета, что я и сделал, на кухне ее будут кормить курицей по-креольски с рисом. Ты ослепляешь меня, красавица. Оденься.

– Слушаюсь, босс, – прошептала Мона в ответ.

Улыбка мелькнула на ее лице, но я видел, что мозг ее напряженно работает. Секунду назад она смотрела на цветы так, будто они могли наброситься на нее, а в следующую отрешенно задумалась о своем.

– А как быть с людьми, которые остаются в доме? – спросила она. – Они все видели, в каком состоянии я приехала. Я знаю, как тогда выглядела. Скажем им, что свершилось чудо?

Я расхохотался.

– Квинн, у тебя в шкафу найдется плащ?

– Можно подыскать что-нибудь и посимпатичнее, – отозвался он.

– Отлично. И ты, конечно, сможешь проводить ее вниз? Я уже сказал Клему, что мы собираемся в Новый Орлеан.

– Будет сделано, босс, – снова сказала Мона, слабо улыбнувшись. – А что мы собираемся там делать, в Новом Орлеане?

– Охотиться, – ответил я. – Охотиться и пить кровь тех, кто творит зло. Чтобы отыскать их, ты будешь использовать свой телепатический дар. Шаг за шагом я проведу тебя по пути убийства. И все время буду рядом.

Мона кивнула.

– У меня внутри все горит от жажды, – призналась она, а потом вдруг широко распахнула глаза – ее язык коснулся маленьких острых клыков – и удивленно прошептала: – О Боже!

– Бог на небесах, – успокаивающе сказал я. – Не стоит к нему обращаться.

Мона взяла из рук Квинна трусики и натянула их, прикрыв маленькое гнездышко из рыжих лобковых волос. Это впечатляло в десять раз сильнее, чем нагота. Чуть длинноватая – тетушка Куин была выше Моны – шелковая комбинация с тонкими лямочками, через голову скользнувшая на тело, плотно облегала грудь и бедра, широкие кружева прикрывали колени.

Квинн достал из кармана носовой платок, стер засохшую кровь со щек Моны и поцеловал ее. Мона ответила на поцелуй, и на минуту они отрешились от всего мира, похожие на двух грациозных кошек, вылизывающих друг друга и урчащих от удовольствия. Не отрываясь от губ Моны, Квинн чуть приподнял ее над полом и все никак не мог остановиться. Он жаждал попробовать хоть каплю ее крови.

Я плюхнулся в кресло у стола Квинна и прислушался к звукам, доносившимся из-за двери: позвякивание тарелок в раковине, голос Жасмин, всхлипывания Сайнди, сиделки, разрыдавшейся при виде спальни тетушки Куин. Вдобавок на нее нахлынули воспоминания о матери Квинна – Пэтси.

Клем ждал нас напротив дома, возле огромного лимузина. Да, не стоит пугать Мону полетом по воздуху – лучше отправиться в путь на машине.

Погрузившись в размышления, я как в тумане наблюдал за тем, как Мона натягивает на себя шелковое платье – кажется, ручной работы, с вышивкой на манжетах и на воротнике-стойке, который Квинн помог застегнуть сзади. Оно доходило Моне до коленей и смотрелось божественно. Мона походила в нем на босоногую принцессу. О да, согласен, избитое сравнение, однако оно не более избито, чем эпитеты «хорошенькая» и «миловидная» в отношении молодой женщины. Ладно, хватит пререкаться.

Мона надела маленькие, немного стоптанные белые тапочки, какие можно купить в любой аптеке (очевидно, она их здесь и сносила), и, наконец, откинув голову, тряхнула волосами. Пышные и блестящие, они не нуждались в расчесывании и выглядели идеально, каждая прядь занимала свое место. Высокий лоб правильных пропорций, идеальные брови… Теперь ее облик был почти совершенен.

Она взглянула на меня, словно желая напомнить о своем существовании, а потом заметила:

– Хитрая комбинация. Он знает, что у тебя в кармане камея, а я это знаю, потому что могу читать его мысли.

– О, так вот к чему привели все мои старания! – Я тихо рассмеялся. – А я совсем про нее забыл.

Я передал камею Квинну. Мне следовало предвидеть, что телепатический треугольник может доставить немало неприятностей.

Но ведь я сам захотел, чтобы они могли свободно читать мысли друг друга, так почему же, черт возьми, я завидовал?

Квинн наклонился над Моной и закрепил камею – красивое старинное украшение – посередине белого вышитого воротничка-стойки.

– Ты ведь не станешь надевать туфли тетушки Куин? – спросил он взволнованным шепотом. – Или все же наденешь?

Мона расхохоталась как сумасшедшая. Я тоже.

Тетя Куин всю жизнь, за исключением последнего дня, носила туфли на головокружительно высоких каблуках, со шнуровкой на лодыжках и с открытыми носками, некоторые из них были украшены горным хрусталем, а то и, насколько мне было известно, настоящими бриллиантами. Когда мы с ней познакомились, на ней как раз были такие дивные туфли.

По иронии судьбы в момент падения, ставшего причиной смерти тетушки, на ногах у нее были только чулки. Но эта гибель была злодеянием Лэшера – это он намеренно напугал тетушку Куин и даже подтолкнул ее. Так что туфли, огромная коллекция которых хранилась в гардеробной, были ни при чем.

Но представить себе Мону – нескладную девочку-подростка в оксфордских туфлях со шнурками и низким каблуком, – нацепившую на ноги любую пару обуви из коллекции тетушки Куин… Одна только мысль об этом повергала в безудержное веселье. Что могло бы заставить Мону сделать с собой такое? А если вам к тому же известно, какое внимание Квинн уделяет каблукам на женских туфлях, а именно на туфлях Жасмин и тетушки Куин, становится смешно вдвойне.