Кровавая Земля - [82]

Раздался щелчок, и Старбак понял, что это звук взводимого курка. На секунду он замер, едва осмеливаясь поверить своим подозрениям, а потом откинулся на спину в то самое мгновение, когда из дула вырвалось пламя, и где-то справа раздался хлопок. Пуля просвистела над головой, и дымный след сдуло в сторону реки. Он залез в наполовину затопленную дренажную трубу, по краю которой пенилась вода, и вытащил револьвер Адамса из кобуры. Старбак услышал шаги, но никого не разглядел. Закричал часовой, желая знать, кто и по какой причине стрелял, а потом Старбак увидел силуэт на фоне приглушенных деревьями городских огней и поднял револьвер. Тут показался второй человек, и Нат сменил прицел, но оба врага убегали, пригнувшись и оставшись неопознанными, они удирали к ржавым рельсам железной дороги Балтимор-Огайо. Он выстрелил, но поверх голов, иначе в случае промаха пуля попала бы в отдыхающих солдат. В сторону реки бежали другие люди, выкрикивая предупреждения и вопросы.

Старбак вылез из грязной воды. Его заметил часовой и опустился на одной колено с нацеленной винтовкой.

- Вы кто? - прокричал он.

- Майор Старбак. Бригада Свинерда, - Старбак засунул револьвер в кобуру и отряхнул с панталон вонючую воду. - Положи оружие, приятель.

Прибыл офицер, желая узнать, кто и зачем стрелял. Старбак махнул в сторону реки.

- По-моему, я видел, как там кто-то плывет. Думаю, это янки удирает.

Офицер всмотрелся в блестевшую в лунном свете реку, пенящуюся на скалах.

- Я никого не вижу.

- Значит, мне померещилось, - сказал Старбак. - А теперь пойду спать.

И отправился восвояси. Нат услышал вдогонку слово "напился", но ему было плевать. Он знал, что именно видел, но не знал, кто это был. Два человека, его человека, догадался он, и они по-прежнему находятся в батальоне и ждут своего шанса.

Вместе с сотней тысяч янки по ту сторону реки. Направляющихся к городу, о котором никто никогда не слышал. К Шарпсбергу.

Часть вторая

Глава десятая

Ручей пробивался из заросшего мхом родника в узкой расселине южной горной цепи, затем тек на юго-запад по каменистому ландшафту, по тощей почве и между старых деревьев. Первые несколько миль его ничто не тревожило - в этой части Пенсильвании не было поселений, но к востоку от Уэйнсборо ручей пересекал поля, и скот месил его копытами. Здесь не было мостов, потому что он был достаточно узким, чтобы пересечь его вброд даже во время зимних паводков, и ручей тек до границы с Мэрилендом, где в него вливались другие ручьи, и он становился глубже и шире, и у Хейгерстауна его пересекал первый мост. К тени моста плескались рыбы, а летом по пояс в воде играли дети.

За Хейгерстауном ручей бежал на юг, становясь глубже и мощнее по мере того, как собирал другие притоки, но по-прежнему оставался узкой речушкой. Местами он мельчал, когда тек по камням, пенясь в водоворотах через тенистые леса, а потом змейкой извивался по сочным зеленым полям. Из ручья пили олени, люди ловили в нем рыбу, а скот стоял в заводях, чтобы охладиться от летней жары.

В пяти милях от Хейгерстауна в речушку втекал ручей Бивер, и теперь она уже действительно становилась похожей на реку. Всадники еще могли перейти ее вброд, но местные жители построили прекрасные каменные мосты, чтобы не замочить ног. Извиваясь, река следовала дальше, но теперь она спешила к слиянию с Потомаком, где ее поглощали мощные воды, текущие к морю на востоке.

Примерно в четырех милях к северу от того места, где река впадала в Потомак, пологий галечный берег спускался к воде от рощи огромных вязов. Это было чудесное место летней прохлады, любимое детьми, которым нравилось сбегать в воду по камням или раскачиваться на веревке, привязанной над рекой к ветке вяза, но пару раз за лето, в воскресное утро, здесь никто не играл, потому что в эти дни по смоктаунской дороге двигалась процессия, огибая Восточный лес, а потом следуя по проселку через поле Миллера к крутому лесистому берегу реки. В процессии насчитывалось, наверное, человек пятьдесят, редко когда больше, они шли в торжественной тишине, которая прерывалась лишь когда кто-нибудь затягивал гимн. К нему присоединялись и остальные, их голоса становились сильнее, когда они держали путь через кукурузные поля и леса к воде. Мужчины были в плохоньких костюмах из темного толстого сукна, но неудобства официальной одежды являлись той данью, которые они отдавали этому дню. Женщины были в чепцах и шалях и крепко держали за руки детей, чтобы неподобающее поведение не испортило торжественное событие. Во главе процессии шагал священник в широкополой черной шляпе.

Добравшись до реки, он входил в воду и молился Богу Авраама, Исаака и Иакова, чтобы Господь благословил этот день и этих добрых людей, а потом один за другим все те, кого собирали окрестить в присутствии соседей, шагали в воду, и священник складывал их руки у груди, а свою руку клал им на спину, после чего с радостными возгласами благословлял их, потому что душа обрела свое место на небесах, и окунал спиной в реку, чтобы вода покрыла головы. Священник секунду держал человека в таком положении и снова поднимал его вертикально, а паства на берегу громко просила Господа смилостивиться над жалкими грешниками. Почти всегда только что окрещенные мужчины и женщины плакали от счастья, выходя из реки, чтобы присоединиться к одетым в темное прихожанам, поющим для них гимны.