Кровавая гостиница - [10]

Следует прибавить, что ни в каком ином уголке Франции в те времена не было спокойнее, чем в Воже. Только один дворянин был гильотинирован в Мерикуре за то, что состоял в переписке с герцогом Брауншвейгским и князем Кобургским. Это было установлено из перехваченных революционерами писем. Впрочем, маркиз дез Армуаз поручил семью заботам своего старого ординарца и беззаветно преданного ему человека — Марка-Мишеля Готье, отца Филиппа Готье.

Марк-Мишель Готье был с виду здоровым и крепким детиной, который никогда не забывал оказанных ему услуг. В ту эпоху бушевавших страстей, черной неблагодарности и подлых измен его преданность своему старому господину была беспредельна. Чтобы обеспечить полную безопасность маркизе и ее сыну, бывший трубач Шамборана добился того, что его сделали президентом клуба якобинцев в Виттеле.

Вернувшись как-то из клуба в красном республиканском колпаке и с трехцветным шарфом через плечо — отличительным признаком его звания, — он сказал: «Простите, маркиза, этот маскарад, он необходим для вашей безопасности. Трехцветный шарф скроет бляху жандарма на моей груди, и, покамест под ней еще бьется мое сердце, ни один волос не упадет с головы моей дорогой госпожи и ее сына, ни один мошенник не дотронется ни до единого камня ее дома или дерева ее парка…»

Маркиза с чувством протянула руку преданному слуге. «Готье, — сказала она, — вы достойны принадлежать к нашему кругу. Вы благороднее некоторых так называемых представителей благородного сословия». — «Ах, маркиза! — вскрикнул тот, опускаясь на колени и целуя ее руку. — Вы награждаете меня, а я ведь лишь выполняю свою обязанность…»

Великодушный слуга растил дочь, рождение которой лишило его прекрасной и любимой жены, полковой маркитантки. Дениза, родившаяся во время одного из походов, была высокой, худощавой, жгучей брюнеткой и отличалась богатым воображением. Лицо ее выражало одновременно чувствительность и решимость. Длинные шелковистые локоны высокой короной были уложены над белым чистым лбом, формой напоминавшим лоб античной Юноны. Цвет глаз Денизы, то темный, то светлый, поставил бы художника в затруднительное положение.

Характер у нее был непростой, построенный на контрастах. Отец предоставил дочери полную свободу. Если она не сидела за плетением кружева, то гуляла по полям и лесам или задумчиво блуждала по улицам в полном одиночестве, погрузившись в меланхолию.

Поддавшись непреодолимому желанию, которое испытывают все матери, вынужденные жить в разлуке со своими чадами, а именно: заняться чужими детьми — полагаю, вы не забыли, что Гастон воспитывался в Париже, — маркиза дез Армуаз во время своего долгого пребывания в замке посвятила себя воспитанию Денизы.

Девочка, следовательно, уже не была обычной селянкой-простушкой. Но и барышней-кокеткой она не стала… Дениза никогда не позволила бы себе сделать кому-нибудь реверанс, с тем чтобы ее взяли за подбородок, как обыкновенно водится в подобных случаях; никогда она не танцевала вместе с другой молодежью на сельских праздниках и не давала спуску местным ухажерам. Мы осмелимся даже усомниться в том, что девушка знала, насколько была хороша.

Однако кокетливые туалеты прославили ее на четыре лье в округе, и все громогласно признавали ее законодательницей мод, и когда в воскресный день юная прелестница надевала на голову шляпку, украшенную лентами и кружевами, то привлекала к себе всеобщее внимание.

Как-то раз поутру отец подвел к ней незнакомца изящного сложения и с благородными манерами. «Дочурка, — торжественно произнес Мишель Готье, — это наш молодой господин, сын нашего благодетеля шевалье дез Армуаза. Ты должна почитать его и любить, как я его люблю и почитаю».

Дениза подняла глаза и с любопытством взглянула на Гастона. Сердце ее сильно забилось, краска залила лицо; небо, которое было видно в открытое окно, показалось ей ярче, деревья зеленее, и вся округа заиграла жизнерадостными красками. Молодой шевалье часто заходил в дом лесничего, который из-за своего добросовестного отношения к службе проводил почти все время в лесу.

Гастону было всего двадцать лет. В Версале и Париже, где дамы были столь же снисходительны, как и хороши, его прозвали бесчувственным за холодное отношение к тем пылающим взглядам, которые обращали на него всевозможные графини, баронессы и целый эскадрон танцовщиц балета. В действительности юный маркиз вовсе не был легкомысленным ловеласом, как и Дениза не была ветренной жеманницей. Молодые люди полюбили друг друга.

Маркизу дез Армуаз и Мишеля Готье занимали другие, более приземленные заботы. Известия из столицы с каждым днем приходили все более тревожные, а браконьеры и мародеры относились к имуществу владельцев угодий все с большей бесцеремонностью, как к национальному имуществу. Гастон и Дениза виделись ежедневно. Это были самые счастливые часы в их жизни. Но вдруг совершенно неожиданно в замок прибыло письмо старика маркиза. Он перебрался в Кобленц и звал к себе жену и сына. Гастона ждали чин и место поручика в небольшом корпусе из эмигрантов, который организовал принц Конде. Нужно было выезжать немедленно.