Кровь Заката - [171]

Несмотря на свое горе, Предстоятельница вполне владела собой. Она, хоть и казалась отрешенной от мирской суеты, замечала многое и видела, что сестер побаиваются и недолюбливают. В ней же, тихой, красивой, равнодушной к земному, видят надежду на то, что отныне женщины в Церкви будут оплакивать несовершенство мироздания, а не рваться к власти. Ну и хорошо, ей еще многое предстоит сделать, прежде чем она сможет уйти.

Мулан свое дело уже сделал, и сделал хорошо, Филипп и Рауль тоже, они обрубили побеги, но не избыли корни. Хотя один из корней и был семейством ре Фло, втянувшим Шарло в эту проклятую войну. Впрочем, Старый Медведь и оба его сына мертвы, они погибли вместе с Шарлем, пытаясь его спасти, и пусть покоятся с миром. Остались лишь Эстела и ее горбатый сын, высосавший жизнь ее собственного ребенка. Ее Иносенсия испытывала болезненный интерес к этому мальчику, но Филиппа отчего-то короновали в отсутствие младших братьев, которые, правда, получили герцогские титулы. Жоффруа стал монсигнором Ларрэном, а Александра теперь следовало называть герцогом ре Эстре.

А вот вдовствующую герцогиню Анастазия видела. Все еще красивая, в роскошном траурном одеянии, Эстела Тагэре шла рядом с красавцем сыном. Сола чуть не закричала в голос, увидев Филиппа, превратившегося из ангелоподобного золотоволосого ребенка в мощного воина с очаровательной, ласковой улыбкой. Таким в его годы был и Шарло, ныне лежащий под обсидиановой плитой в дальнем замке. Только глаза нового короля, умные и живые, были не серыми, а темно-голубыми, лишенными отцовской загадочной глубины. И слава святой Циале, потому что полного сходства Сола не выдержала бы.

…Они проговорили около оры. Об Эльте, об общих знакомых, о Шарле, на которого Филипп молился. То ли у молодого короля было особенное чутье, то ли за этим что-то стояло, но он почти не говорил ни о матери, ни о брате-калеке. Сола погрузилась в воспоминания о Тагэре и с трудом заставила себя вернуться на землю. Затягивать аудиенцию было бы неприлично.

– Я всегда буду рада видеть вас, Ваше Величество, – узкая рука коснулась золотых волос, таких же, как у отца, – я всего лишь смиренная служительница Творца нашего, но я с радостью помогу вам, если это будет в моих силах, и я буду молиться за вашего отца и брата.

– Благодарю Ее Иносенсию, – молодой король смотрел на нее с искренней признательностью.

Что ж, сын Шарля станет хорошим королем, если она ему поможет… Воистину, в этом мире немало дел, которых, кроме нее, никто не сделает. Она слишком много думает о мертвых, а Шарль наверняка бы попросил ее позаботиться о живых. Но сначала она покончит с неотложным.

2871 год от В.И.

Ночь с 1-го на 2-й день месяца Лебедя.

Арция. Мунт

После битвы с Лумэнами и то он не чувствовал себя таким уставшим и опустошенным. Тогда все было просто: впереди враг, а спину прикрывают друзья, а тут сам Проклятый ногу сломит…

Филипп не понимал, пьян он или просто безумно устал. Первый день месяца Лебедя, и без того самый длинный в году, оказался прямо-таки бесконечным. Коронация, Генеральные Штаты, пир, на котором нельзя было ни веселиться, ни печалиться, бесконечные разговоры с разными важными и нужными (упаси святой Эрасти обойти кого-то вниманием), затем ужин с самыми близкими, которые отчего-то стали похожи на чужих… А на завтра весь день уже расписан, и на послезавтра, и на целую кварту вперед. Воистину, быть королем дело нудное и хлопотное! Недаром и отец, и дурачок Пьер отбивались от этой чести, как могли. А ему еще придется всю жизнь слышать и в глаза и в спину, что, по мнению того или иного сановника или обывателя, сделал бы на его месте Шарль Тагэре. И доказать или опровергнуть это мнение невозможно.

Король Арции вздохнул и распахнул окно, впустив в комнату отдаленный собачий лай, шум ветвей и плеск фонтана. Нужно привыкать и к этим звукам, и к этой комнате, и к этому городу. Впрочем, жителям Мунта он нравится, особенно женщинам. По крайней мере, коронационная процессия всю дорогу от Ратуши до эрастианского храма шла по цветам, которые бросали ему под ноги горожанки. Это было приятно, приятны были и слова о его сходстве с отцом. И вместе с тем они странно царапали душу, словно бы его втягивали в какое-то дикое соревнование с мертвым, соревнование, которое ему никогда не выиграть, потому что живой король всегда хуже усопшего… Да и какой он король! Рауль, Анри, Евгений, Обен – все они куда больше его понимают в том, чем ему придется заниматься. А еще матушка со своими советами, более похожими на требования, а он даже не знает, права она или нет! Они победили, посадили его на трон, а дальше-то что? Конечно, проще всего плыть по течению, тем паче ему повезло с друзьями и советниками, но ведь он не Пьер! Он Тагэре, а у Тагэре должна быть своя голова на плечах.

Пьер… Филипп от нелепой и непрошеной обиды стиснул зубы. Ну что возьмешь с дурачка, который всю жизнь всех боялся, кроме отца и своих хомяков?! Просто так сумасшедшим никого не объявят, тем паче правящего короля, так почему же его слова никак не идут из головы!

Тагэре уставился в окно, стараясь отогнать неприятные воспоминания. Не получилось. Он словно бы опять вошел в большую и светлую комнату с видом на реку, где среди хомяков и подносов со сластями обитал низложенный монарх. Филипп не видел Пьера около полугода, внешне тот не очень изменился. Все та же одутловатая физиономия со слабым подбородком и носом-пуговкой, все то же настороженно-удивленное выражение, словно у грызуна, который и орех хочет схватить, и от норы отходить боится. После истерики, которую закатил бывший король по их вступлении в Мунт, Филипп обходил Речной Замок десятой дорогой, но Обен и Рауль считали, что присутствие Пьера на коронации весьма желательно, пришлось навестить безумца еще один раз. Лучше бы они этого не делали! Пьер хитро уставился на гостей и заявил, что его не проведешь и перед ним никакой не Шарло! Его опять хотят обмануть, не выйдет! Он никуда не пойдет, пока не придет большой кузен! А когда Рауль попробовал что-то объяснить, муж Агнесы замахал руками и полез под кровать, крича, что его сейчас убьют. Это было глупо, нелепо и ужасно неприятно.