Кровь Тулузы - [102]
— Смотрите, — торжественным голосом произнёс я, — чудо свершилось!
Тотчас одна из женщин, даже не взглянув на дерево, закричала что было сил:
— Чудо свершилось!
И на коленях поползла ко мне, дабы поцеловать полу моего плаща.
Со всех сторон раздавались нестройные возгласы, все передавали друг другу смоквы.
— Вот оно, чудо! Настоящее чудо, сомнений нет!
— Держите, смотрите, какая сочная! Ах, что за прелесть!
Крестьянин с палкой ковылял вокруг смоковницы, пронзительным взором вглядываясь в каждый плод, и я слышал, как он бормочет:
— Ну, конечно, не все! Но некоторые точно стали куда мясистее, чем были только что.
— Теперь ты убедился? — спросила скептика аккуратная женщина, протягивая ему смокву. — Эта ещё немного суховата, но ты посмотри, какие они наверху!
— Верно, смоквы наверху куда как огромны!
С этими словами скептик надел шляпу, словно давая понять, что дело сделано. Его жест вызвал новый взрыв восхищенных возгласов.
И только малыш, получивший очередной кислый фрукт, продолжал испускать пронзительные вопли.
Торнебю дёрнул меня за рукав:
— Пора уходить, если мы хотим засветло добраться до Базьежа.
Толпа окружала нас плотным кольцом. Все уговаривали нас остаться. Один предлагал комнату, другой дом, третий сулил отличный ужин. Толстяк настаивал энергичнее других: у него в саду засохла великолепная слива, и он был уверен, что я без труда смогу её воскресить.
Я едва не поддался искушению отправиться к нему в сад, но, подумав, решил не злоупотреблять благоволением Господа. К тому же Торнебю без всякого на то основания без устали твердил, что заночевать надобно в Базьеже.
— О мой господин, — сказал он, когда мы отошли на достаточное расстояние от деревни, — вы сотворили великое чудо.
И он устремил взор на кончики собственных башмаков.
Солнце давно село. Прохладный вечерний ветерок отрезвил меня.
— А ты в этом уверен? — спросил я его. — Они так громко кричали и так тормошили меня, что я едва успел взглянуть на смоковницу.
— Это великое чудо, — не ответив на мой вопрос, повторил Торнебю.
Пока мы шли по дороге, он часто оборачивался и успокоился только тогда, когда мы свернули на нехоженую тропу.
— Чем ты так взволнован, о Торнебю?
— Нам придётся заночевать в Базьеже, и это меня тревожит, ибо деревня, где вы сотворили чудо, находится поблизости. А вдруг кто-то из её жителей не уверовал в чудо и решил, что над ними просто посмеялись или — того хуже — злостно обвели вокруг пальца, и он с парой крепких приятелей пожелает выразить нам своё неудовольствие?
Молитва перед церковью Ла Дорад
В Тулузе есть два зачарованных места, два уголка, где ощущается дыхание Бога. Может, таких мест и больше, но я знаю всего два. Господь, без сомнения, почтил своим присутствием собор Сен-Сернен, где постоял у надгробий трёх графов Тулузских и полюбовался церковью Сен-Мари Ла Дорад, устроенной в бывшем храме Аполлона. Впрочем, для меня эта церковь по-прежнему остаётся языческим храмом. А ещё раньше, в стародавние времена, друиды, не имевшие обыкновения сооружать святилища, приходили на это место поучиться мудрости у природы. Они знали о влиянии почвы на направление водных потоков и считали, что места, где реки образуют излучину, обладают магическими свойствами. И сегодня мы видим, как перед каменными колоннами Ла Дорад Гаронна решительно поворачивается на запад, словно именно в этом месте до неё наконец-то доносится далёкий зов океана.
«Быть может, — убеждал я себе, — если я постою перед Ла Дорад, молитвенно сложив руки и сосредоточившись, то тоже услышу зов? Хотя, конечно, у людей с реками слишком мало общего…»
Дождавшись, когда ночной дозор в последний раз известил о наступлении ночи, солдаты из караула завершили последний обход и припозднившиеся жулики добрались до улицы Аш и предместья Сен-Николя, я отправился на площадь Ла-Дорад, где за белой колоннадой пряталась церковь — словно каменный гений за каменными ангелами-хранителями. До восхода солнца оставалось совсем немного времени, Гаронна несла навстречу свои воды, и мне вдруг стала понятна красота мира. Мир был прекрасен всегда, но постичь его красоту дано не каждому, и я с трепетом ощутил, что удостоился божественного дара видеть красоту мира.
— О Тулуза, — воскликнул я, — благодарю тебя за то, что удостоила меня чести стать читателем твоей книги, той единственной книги, в которой улицы, вода и небо заменяют страницы, а каменные бастионы стен — переплёт. До сих пор, словно невежественный клирик, вглядывающийся в колдовские письмена, я познавал букву, но не постигал дух. Подобно невежественному монаху, я видел Господа в статуях и скульптурах, не понимая, каким воистину является людям образ Божий. Слава твоим высоким башням, о Тулуза, слава неразрывной цепочке улиц, крепко держащих друг друга за руки, слава гостеприимным крылечкам и медным начищенным дверным молоткам, слава мостам, изогнутым словно радуга! Я вижу, как век за веком рос этот дивный город, как в излучине реки выстраивались дома из обожжённых солнцем кирпичей, и знаю, кто первым вытянул лодку на песок в том месте, где я сейчас стою, а затем построил себе хижину между тополем и дикой виноградной лозой. Тощий тектосаг, питавшийся исключительно рыбой, быстро сообразил, что в ущельях дни слишком коротки, а на каменистых склонах гор скудные урожаи. А тектосагу хотелось купаться в солнечных лучах, смотреть на горизонт и наблюдать за рождением и смертью солнца! И чтобы лодку его не унесло в океан, он глубоко воткнул в песчаный берег своё весло; так была основана Тулуза.
В книгу вошли два никогда раньше не переводившихся на русский язык романа Мориса Магра (1877–1941) «Кровь Тулузы» (1931) и «Сокровище альбигойцев» (1938), посвященные, как и большая часть творчества этого французского писателя-эзотерика, альбигойскому движению XII–XIII вв. В отличие от других авторов М. Магр не просто воспроизводит историческую панораму трагических событий на юге Франции, но, анализируя гностические и манихейские корни катарской Церкви Любви, вскрывает ее самые глубинные и сокровенные пласты.М. Магр считал («Magicien et Illuminés», 1930), что принципиально синкретическое религиозно-философское учение катаров, впитавшее в себя под влиянием друидов, скрывавшихся в Пиренеях от преследования ортодоксальных христиан, элементы кельтской традиции, прежде всего в ее доктринальном и теогоническом аспектах, немало заимствовало также от индуизма и буддизма, семена которых, судя по всему, посеяли в Лангедоке странствующие тибетские монахи, — впрочем, приятель писателя немецкий литератор и исследователь арийской традиции Отто Ран, близкий к кругам весьма компетентного тайного общества «Аненэрбе», лишь отчасти разделял его мнение.
Историческое сочинение А. В. Амфитеатрова (1862-1938) “Зверь из бездны” прослеживает жизненный путь Нерона - последнего римского императора из династии Цезарей. Подробное воспроизведение родословной Нерона, натуралистическое описание дворцовых оргий, масштабное изображение великих исторических событий и личностей, использование неожиданных исторических параллелей и, наконец, прекрасный слог делают книгу интересной как для любителей приятного чтения, так и для тонких ценителей интеллектуальной литературы.
Остров Майорка, времена испанской инквизиции. Группа местных евреев-выкрестов продолжает тайно соблюдать иудейские ритуалы. Опасаясь доносов, они решают бежать от преследований на корабле через Атлантику. Но штормовая погода разрушает их планы. Тридцать семь беглецов-неудачников схвачены и приговорены к сожжению на костре. В своей прозе, одновременно лиричной и напряженной, Риера воссоздает жизнь испанского острова в XVII веке, искусно вплетая историю гонений в исторический, культурный и религиозный орнамент эпохи.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Конец IX века. Эпоха славных походов викингов. С юности готовился к ним варяжский вождь Олег. И наконец, его мечта сбылась: вместе со знаменитым ярлом Гастингом он совершает нападения на Францию, Испанию и Италию, штурмует Париж и Севилью. Суда норманнов берут курс даже на Вечный город — Рим!..Через многие битвы и сражения проходит Олег, пока не поднимается на новгородский, а затем и киевский престол, чтобы объединить разноплеменную Русь в единое государство.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.