Кровь Тулузы - [100]
И, свернув с дороги, он бежал к дереву…
Размышляя о неудобствах столь медленного путешествия и втайне надеясь, что обет скоро будет выполнен, я как-то раз спросил у него:
— Сколько же деревьев сгубил ты своим топором?
— Увы! Не знаю. Много.
— А как же ты поймёшь, сравнялось ли число спасённых тобою деревьев с числом деревьев, тобою срубленных?
Торнебю почесал в затылке. Но замешательство его было недолгим.
— Уверен, мне будет знак, и его подаст само дерево. Например, тополь поклонится мне или плакучая ива, растущая на берегу пруда, обовьёт меня своими ветвями.
Вы не поверите, но в это время мы как раз шли по дороге, обсаженной тополями, а впереди сверкала на солнце недвижная гладь пруда, на берегу которого густая ива полоскала в воде свои гибкие ветки, украшенные продолговатыми листьями цвета миндаля. С надеждой и тоской взирал я на эти деревья. Но ветки ивы не шелохнулись, а тополя по-прежнему стояли прямо, словно часовые у папского дворца.
— Ах, Торнебю, к великому сожалению, знаки свыше даруются нам так редко! Но какой унылой покажется нам жизнь, если мы перестанем трудиться, дабы эти знаки заслужить!
Чудо смоковницы
— Уверен, — произнёс Торнебю, — святые творили чудеса только в хорошую погоду, когда на небе ни облачка. Сами посудите, какие в ненастье чудеса, ведь их же никто не увидит!
Не придавая значения рассуждениям своего спутника, я внимал ему вполслуха, а потому рассеянно отвечал:
— Да, разумеется, ты прав, без чудес наша жизнь была бы скучной, поэтому мы в них и верим.
Дорога петляла среди высоких холмов, которыми изобилует Лорагэ. В воздухе всеми цветами радуги переливалось осеннее марево. Деревья застыли, словно задумавшись над своей древесной судьбой. Одни листья отливали позолотой, другие синевой. Стоило заговорить громче, как эхо разносило звуки вашего голоса по всему краю.
Неожиданно я почувствовал, что именно сегодняшний день должен стать для меня днём необыкновенных свершений. Голова пошла кругом, словно я залпом осушил кубок игристого волшебного напитка, и силы мои преумножились, наверное, во сто крат. Если бы сейчас на пути у нас высилась гора, я бы непременно сдвинул её в сторону.
— О Торнебю! Если не дерзать, никогда ничего не получится. Горе лентяям! Надо дерзать! Тот, кто дерзает и верит, может с лёгкостью творить чудеса. Человек велик, ему подчиняется природа, и потому ему по силам любое чудо! Тот, кто дерзает, творит чудеса на каждом шагу. Иисус Христос сотворил гораздо больше чудес, чем известно нам, ибо создатели Евангелий были люди боязливые и умолчали о многих Его чудесах, дабы не отпугнуть не блещущие оригинальностью умы.
Торнебю подозрительно посмотрел на меня.
— Я чувствую, что верю, верю в чудо, — продолжал я, не обращая внимания на сомнение во взоре своего товарища, — и сам готов совершить любое чудо, ибо уверен, природа мне поможет.
Пока я разглагольствовал, размахивая руками, дабы дать выход обуявшей меня активности, мы вступили на главную улицу очередной деревушки, которых так много в краю Лорагэ. Единственной достопримечательностью этой деревушки могла считаться церковь, такая крохотная, что казалось, будто она стоит здесь исключительно для того, чтобы подрасти, а потом занять достойное для себя место в каком-нибудь городе. На краю деревни толпилась кучка мужчин и женщин; подойдя поближе, мы увидели, что эти люди окружили смоковницу и живо её обсуждают.
Охваченный любопытством, я спросил, что интересного нашли они в этой старой смоковнице.
— В прошлом году, как, впрочем, и во все предыдущие годы, — начал рассказывать хозяин дерева, — мы каждую осень ели вкусные смоквы, выросшие на этом дереве. После тяжёлого трудового дня оно всегда вознаграждало нас мясистыми и превосходными на вкус плодами. А в этом году, сами видите, уже конец сентября, а смоквы по-прежнему мелкие, сухие и чахлые и больше похожи на орехи, чем на плоды смоковницы. Вот мы и собрались здесь, дабы обсудить, нет ли тут какого-нибудь колдовства, ведь всем известно, что дурные люди умеют наводить порчу даже на деревья.
— А может, вам надо просто немного подождать, дать плодам налиться соком? — вступил в разговор Торнебю. — Может, это дерево берет пример с мальчишек, которые многие вещи начинают понимать, только когда у них борода вырастает?
— Ничего подобного, — с усмешкой ответил толстяк; предположение Торнебю показалось ему исключительно нелепым.
В вопросе поведения фруктовых деревьев он явно считал себя великим знатоком и, словно подтверждая свою необычайную осведомлённость, продолжал:
— Посмотрите. Стоит только прикоснуться к плоду, как он немедленно отрывается и падает. Но если обычно смоква смачно шмякается на землю, сейчас слетает лишь пустая кожура. Уверен, кто-то навёл на дерево порчу.
— Но кое-какие его плоды явно пригодны в пищу, — возразила аккуратно одетая женщина, видимо не допускавшая возможности нарушения установленного природой порядка.
Выбрав плод, она осторожно сорвала его и дала малышу, которого она держала за руку. Похоже, смоква оказалась малосъедобной, ибо жертва эксперимента обиженно заревела и отшвырнула её далеко в сторону. Впрочем, капризные дети нередко швыряют на пол даже самые сладкие плоды.
В книгу вошли два никогда раньше не переводившихся на русский язык романа Мориса Магра (1877–1941) «Кровь Тулузы» (1931) и «Сокровище альбигойцев» (1938), посвященные, как и большая часть творчества этого французского писателя-эзотерика, альбигойскому движению XII–XIII вв. В отличие от других авторов М. Магр не просто воспроизводит историческую панораму трагических событий на юге Франции, но, анализируя гностические и манихейские корни катарской Церкви Любви, вскрывает ее самые глубинные и сокровенные пласты.М. Магр считал («Magicien et Illuminés», 1930), что принципиально синкретическое религиозно-философское учение катаров, впитавшее в себя под влиянием друидов, скрывавшихся в Пиренеях от преследования ортодоксальных христиан, элементы кельтской традиции, прежде всего в ее доктринальном и теогоническом аспектах, немало заимствовало также от индуизма и буддизма, семена которых, судя по всему, посеяли в Лангедоке странствующие тибетские монахи, — впрочем, приятель писателя немецкий литератор и исследователь арийской традиции Отто Ран, близкий к кругам весьма компетентного тайного общества «Аненэрбе», лишь отчасти разделял его мнение.
Пугачёвское восстание 1773–1775 годов началось с выступления яицких казаков и в скором времени переросло в полномасштабную крестьянскую войну под предводительством Е.И. Пугачёва. Поводом для начала волнений, охвативших огромные территории, стало чудесное объявление спасшегося «царя Петра Фёдоровича». Волнения начались 17 сентября 1773 года с Бударинского форпоста и продолжались вплоть до середины 1775 года, несмотря на военное поражение казацкой армии и пленение Пугачёва в сентябре 1774 года. Восстание охватило земли Яицкого войска, Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее и Нижнее Поволжье.
Большинство произведений русской писательницы Людмилы Шаховской составляют романы из жизни древних римлян, греков, галлов, карфагенян. Данные романы описывают время от основания Рима до его захвата этрусками (500-е г.г. до Н.Э.).
В сборник вошли три самых известных романа Луиджи Малербы — «Змея», «Греческий огонь» и «Итака навсегда», которых объединяют яркая кинематографич-ность образов, оригинальность сюжетов и великолепный, сочный язык героев.Луиджи Малерба (псевдоним Луиджи Банарди) — журналист, сценарист и писатель, лауреат множества национальных и международных литературных премий, автор двадцати семи произведений — по праву считается одним из столпов мировой литерататуры XX века, его книги переведены практически на все языки и постоянно переиздаются, поскольку проблемы, которые он поднимает, близки и понятны любому человеку и на Западе, и на Востоке.
Роман английского писателя Джея Уильямса, известного знатока Средневековья, переносит читателя в бурные годы Третьего крестового похода Легендарный король Ричард Львиное Сердце, великий и беспощадный воитель, ведет крестоносцев в Палестину, чтобы освободить Святой Город Иерусалим от власти неверных. Рыцари, давшие клятву верности своему королю, становятся участниками кровопролитных сражений, изнурительных осад и коварных интриг, разыгравшихся вокруг дележа богатств Востока. Что важнее: честь или справедливость – этот мучительный вопрос не дает покоя героям романа, попавшим в водоворот грандиозных событий конца XII века.Джей Уильямс (1914 – 1978) – британский писатель, снискавший большую популярность детскими книгами.
"Глухая пора листопада" – самый известный в серии романов Юрия Давыдова, посвященных распаду народовольческого движения в России, в центре которого неизменно (рано или поздно) оказывается провокатор. В данном случае – Сергей Дегаев, он же Яблонский...
В романе автор обратился к народной легенде об отсeчении руки Константину Арсакидзе, стремился рассказать о нем, воспеть труд великого художника и оплакать его трагическую гибель.В центре событий — скованность и обреченность мастера, творящего в тираническом государстве, описание внутреннего положения Грузии при Георгии I.
Конец IX века. Эпоха славных походов викингов. С юности готовился к ним варяжский вождь Олег. И наконец, его мечта сбылась: вместе со знаменитым ярлом Гастингом он совершает нападения на Францию, Испанию и Италию, штурмует Париж и Севилью. Суда норманнов берут курс даже на Вечный город — Рим!..Через многие битвы и сражения проходит Олег, пока не поднимается на новгородский, а затем и киевский престол, чтобы объединить разноплеменную Русь в единое государство.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.