Кровь на черных тюльпанах - [115]

Чарн сумел заснять, как Бергер дает инструкции, как «пациенты» переодеваются в чужую форму, делят награбленное. Он записал на пленку многие их разговоры.

Но нужно было обязательно заснять одну из операций, без этого фильм был бы неполным. Такую съемку должен был провести я.

Чарн сказал, что в этот день утром Бергер вернулся из Бангкока. Ему удалось подслушать, как тот объявил своим помощникам, что на следующий день на рассвете группа должна напасть на деревню Лопан, в десяти километрах от Нонгмако, у самой границы. Чарн объяснил мне, как туда проехать, сказал, чтобы я ночью установил там камеры, а потом вернулся к клинике. Утром нужно заснять, как из ворот выезжает автобус и проследить за ним. А уж потом снять фильм об их налете на деревню.

Чарн достал пленки и кассеты и передал их мне. Я предложил ему бежать в тот же день вместе со мной, но он отказался. Его исчезновение насторожит Бергера, и тот может отменить операцию. Тогда фильм не получится. Из клиники ему было очень трудно вырваться, еле-еле удалось отпроситься в монастырь. До этого его не пускали, всегда находили срочную работу. Поэтому он и не смог выйти ко мне на встречу раньше. Чарн рассчитывал, что на следующий день его тоже отпустят. С вечера он собирался испортить водяную помпу и попросить, чтобы утром его отпустили в лавку купить для нее новые детали. На этом мы распрощались, договорившись, что встретимся на следующий день утром на том же месте.

Поздно вечером я подъехал к деревне Лопан. В ней было не больше десяти дворов, рядом кусты и несколько деревьев. На отшибе стоял старый амбар. Большие щели делали съемку вполне возможной без каких-либо дополнительных отверстий. Потом нашел удобное место в кустах, откуда можно было снимать с близкого расстояния, если бы это понадобилось. Затем вернулся в Нонгмако и занял место за большим поваленным деревом напротив «клиники» Бергера. Камера была заряжена самой высокочувствительной пленкой.

Автобус выехал из ворот, когда еще было почти темно. Сняв нужные мне кадры, я на значительном расстоянии последовал за автобусом на мотоцикле. Вскоре он остановился примерно в километре от деревни. Было уже совсем светло, и я без труда заснял, как из автобуса вышли полпотовцы и шеренгой двинулись через кустарник по направлению к деревне. Все они были одеты во вьетнамскую форму.

Когда бергеровские «пациенты» подошли к деревне, я уже был в амбаре. Трудно описать, что устроили бандиты в этой маленькой, жалкой деревушке. Я надеюсь, кадры моего фильма могут хоть в какой-то степени передать весь этот кошмар. Они убивали всех жителей: женщин, стариков, детей.

Повсюду слышались крики, горели дома. Мне удалось заснять, как один полпотовец специально бросил на землю пробковый вьетнамский шлем со звездой. Когда крики и стоны затихли, бергеровские бандиты вновь построились в шеренгу и поспешно покинули деревню.

Не помню, как я собрал свою аппаратуру, как добрался до мотоцикла. Теперь нужно было увозить Чарна. Но он так и не пришел на встречу со мной.

По дороге домой я думал о том, что же могло произойти. Скорее всего, Бергер и его компания поняли, что мы задумали. Возможно, вчера нас видели вместе, кто-то мог засечь и мои передвижения на мотоцикле. В том, что Чарн не выдаст меня, я был почти уверен. Не такой он человек. Но Бергер, видимо, понял, что ему грозит разоблачение.

Я только что вернулся в Бангкок. Из отеля позвонил жене. А затем позвонили и мне. Леон Моберг, агент ЦРУ, выдающий себя за бизнесмена, это я хорошо знаю еще по Пномпеню.

Моберг стал требовать, чтобы я отдал ему фильм о «клинике» и магнитофонные пленки, обещал даже за них деньги. Теперь я убедился, что Чарн в их руках — его пытали и он в конце концов не выдержал. Моберг сообщил некоторые вещи, известные только Чарну и мне. От него они и узнали, где я остановился.

Кончилось тем, что Моберг пригласил меня для переговоров в один из баров. Я сказал, что пленки надежно спрятаны у моих друзей и получить я их смогу только завтра! Нужно выиграть время, попытаться на следующий день все же улететь в Штаты.

Это взбесило Моберга. Он сказал, что если я не приду к десяти вечера, Чарн будет уничтожен. Теперь я не мог не согласиться на эту встречу. Но прежде должен был отправить все материалы вам. Я связался с надежным человеком и через несколько минут все пленки и это письмо были у него.

Если мне не суждено остаться в живых, а вам удастся протолкнуть фильм на телевидение и получить за него деньги, передайте их за вычетом расходов моей жене Джулии. Я сделал все это ради нее.

Искренне ваш, Питер Лайлес.

Бангкок, 1 марта 1984 года».

Тут же лежал свернутый вчетверо лист бумаги. На нем было написано: «Джулии Лайлес».

«Дорогая Джулия, это письмо, наверное, последнее в моей бестолковой жизни. Хорошо, чтобы это было не так и после моего возвращения домой мы со смехом могли порвать его или, лучше, спрятать на память.

Мне всегда было горько, что я испортил тебе жизнь. Я очень люблю тебя, Джулия, и не хочу, чтобы мы все время жили в бедности, тем более после того, как у нас родится ребенок.

У меня появился шанс стать известным, заработать большие деньги. Мне удалось сделать первый шаг на этом пути, но я вряд ли вырвусь отсюда живым.