Кровь мага - [6]

В сад вошел Белоний Вульт и нетерпеливо махнул ему рукой.

Ладно. Великие дела начинаются с одного маленького шага.

При виде простого наряда Гайла мягкое лицо губернатора слегка скривилось. Сам Вульт был одет в расшитую серебром мантию из синего шелка. Воплощение элегантного мага. Гайл знал Вульта давно, уже несколько десятилетий, и тот выглядел всегда неизменно безупречным. Белоний Вульт, губернатор Нороса именем Его Императорского Величества. Другие знали его как предателя из Лукхазана, генерала норосских мятежников, служившего теперь империи на высоком посту.

– Неужели нельзя было хотя бы набросить чистую тунику, Гурвон? – осведомился Белоний. – Мы предстанем перед императором – и, что более важно, перед его вновь канонизированной матерью.

– Она чистая, – ответствовал Гайл. – Ну, во всяком случае, выстиранная. Грязь въелась. Этого они от меня и ожидают: неотесанный южанин, только из глуши.

– Тогда ты выглядишь как раз так, как нужно. Пойдем, нас ждут.

Если у Вульта и были нервы, он их очень хорошо прятал. Магистр Белоний Вульт редко выглядел человеком, испытывавшим дискомфорт, даже во время сдачи Лукхазана.

Шагая сквозь лабиринт мраморных внутренних двориков и обшитых красным деревом арок мимо статуй императоров и святых, оба кивали лордам и леди. Они направлялись в Императорский дворец, проходя через двери, переступать порог которых позволялось лишь немногим. По залам свободно бродили странные существа: гибриды, гностические конструкты из имперского бестиария. Некоторые из них напоминали чудовищ из легенд, грифонов и пегасов, однако другие были безымянными порождениями разума своих создателей.

Последняя дверь вела в помещение, в котором имперские гвардейцы в крылатых шлемах выстроились подобно статуям. Камергер попросил их снять фокусные амулеты, увеличивавшие гностическую силу. У Белония это был кристалл, служивший навершием его красивого, сделанного из черного дерева и серебра посоха; у Гайла – простой оникс, висевший на кожаной тесьме под рубашкой. Прислонив меч к стене и повесив камень на его рукоять, он в последний раз переглянулся с Вультом. Готов?

Вульт кивнул, и двое норосцев вместе вошли в святая святых своих завоевателей.

Их взглядам открылся большой круглый покой со стенами из простого белого мрамора, на которых были изображены сцены из жизни Благословенных Трех Сотен. Над столом висела статуя Коринея, возносящегося на Небеса, вращавшаяся без видимой поддержки. В каждой из ее рук были светильники, освещавшие помещение. Тяжелый, отполированный до блеска круглый стол из дуба стоял в окружении девяти кресел – дань традициям севера, шлессенской легенде о короле Альбретте и его рыцарях. Впрочем, император Констант превратил этот легендарный символ равенства в своего рода насмешку, сидя на резном троне, установленном на возвышавшемся над столом помосте, который занимал в помещении центральное место. Если Гайл не ошибался, помост был украшен кешийским золотом и верблюжьей костью: добыча из последнего священного похода.

– Ваши Величества, позвольте представить вам магистра-генерала Белония Вульта, губернатора Нороса, и Вольсай-магистра Гурвона Гайла из Нороса, – объявил слуга.

Его Императорское Величество Констант Сакрекёр взглянул на них из-под нависших бровей и нахмурился.

– Они норосцы, – произнес он хнычущим тоном. – Матушка, ты никогда не говорила, что они – норосцы.

Он пошевелился в своей тяжелой, отделанной мехом горностая багровой мантии. Императору явно было неуютно. Он был худощавым мужчиной чуть младше тридцати, однако вел себя как человек гораздо менее зрелый, а на его лице постоянно появлялось выражение вздорной недоверчивости. Его борода была всклокоченной, а волосы – жидкими. Создавалось впечатление, что император предпочел бы находиться где-то еще. Во всяком случае, ему явно становилось скучно.

– Разумеется, говорила, – ответила его мать жизнерадостно.

Канонизированная Мать Империи Луция Фастериус продолжала сидеть, однако доброжелательно улыбнулась, удивив Гайла, ожидавшего от этой женщины более холодных манер. У ее глаз и рта виднелись морщинки, которые большинство тщеславных женщин-магов попытались бы устранить любыми способами, а одета она была в простое платье небесно-голубого цвета. Ее единственным украшением оказался золотой венец-нимб, которым она отводила назад свои светлые волосы. Женщина скорее была похожа на любимую тетушку.

– Вы выглядите сегодня столь же ослепительно, как и вчера, Ваше святейшество, – произнес Белоний Вульт с глубоким поклоном.

Это было столь очевидной неправдой, что императрица-мать вздернула бровь.

– На деньги, которые я потратила на вчерашнее платье, можно было бы организовать новый священный поход, – заметила она сухо. – Надеюсь, вы не хотите сказать, что мне просто следовало надеть крестьянскую сорочку, губернатор Вульт?

– Я лишь имел в виду, что любые украшения меркнут перед вашим прекрасным лицом, святая госпожа, – ответил Белоний невозмутимо.

Вульт был тем еще льстецом.

Окинув его оценивающим взглядом, Луция жестом указала на два стула напротив нее. За столом сидели четверо мужчин. Одни смотрели на вновь прибывших равнодушно, другие – враждебно.