Кровь и почва русской истории - [3]

Все это мы слишком хорошо знаем по кардинальному пересмотру российской истории, который в XX в. происходил по крайней мере трижды: после большевистской революции, затем – в 30-е годы и, наконец, на исходе ушедшего века. Однако наша история не исключение, а наиболее яркое выражение общего правила. Если сравнить два учебника по истории любой европейской страны – один, написанный в начале XX в., а другой – столетием позже, - то сложится впечатление, что читаешь об историях разных стран. 

В то же время упомянутый советский и посткоммунистический опыт наглядно показывает, что более фундаментальным фактором ревизии истории оказывается не развитие исторической науки, а изменение внешней по отношению к ней политико-идеологической и культурной ситуации. Это наблюдение справедливо не только для нашей страны. Правда, поскольку в России политико-идеологический контекст менялся стремительно и радикально, то соответственно не менее стремительно и радикально менялся взгляд на историю. Старая картина прошлого видоизменялась не путем внесения в нее небольших и постепенно накапливавшихся поправок, а навязывалась в приказном порядке. Поэтому, хотя результат внешне был одинаковым – ревизия прошлого, в случае России она сопровождалась интеллектуальной дезориентацией, потерей моральных ориентиров и культурным шоком.

Но главное, что отличает изменения в восприятии русской истории от того, как это происходит в других странах, - мощная негативистская струя в интерпретациях отечественной истории. Проще говоря, всякий ее пересмотр сопровождался ее очередным уничижением. Тенденция рассматривать русскую историю как историю ошибок и кровавых преступлений, как неполноценную в сравнении с историей Запада составляет важную (временами преобладавшую) тенденцию отечественной культурной и интеллектуальной жизни с первой трети XIX в. В этом видении Запад провозглашается или подразумевается нормой, а Россия – нарушением, дефектом нормальности. Следовательно, делается вывод, чтобы стать успешной страной России и русским надо отказаться от собственной идентичности, перестать быть русскими.

Вот типичное утверждение современного либерального исследователя, автора учебника по русской истории: «Россия может сохраниться, только став частью западной цивилизации, только сменив цивилизационный код»[1]. Морально сомнительное, оно отнюдь не безукоризненно интеллектуально. Ведь никто не призывает к подобной смене цивилизационного кода Китай, априори исходя из его незападной идентичности. Но и принадлежность России к западной цивилизации остается открытым и остро дискуссионным вопросом. По крайней мере для самого Запада европейскость России отнюдь не аксиоматична, как она аксиоматична для российской интеллигенции. Наоборот, для элитарного и массового сознания Запада sinequanonименно азиатский, а не европейский характер России. 

А ведь очень невежливо, очень, скажем так, по-азиатски, ломиться в чужой дом, не спросив мнения его хозяев. А они упорно, из века в век повторяют настырным российским западникам: господа, вас здесь не стояло! О том, что отношение западного общества к русским представляет исторически устойчивую паранойю, пропитано подсознательным страхом и враждебностью, писал не какой-нибудь замшелый русский националист-конспиролог, а рафинированный французский интеллектуал, известный философ Ролан Барт.

Еще с допетровских времен в Европе формировался влиятельный комплекс негативных представлений о России. Он проник в нашу страну и прижился в ней, причем отнюдь не в виде маргинальной позиции, а как хозяин. Комплекс национальной неполноценности, русского самоуничижения и западного превосходства стал системообразующим элементом мировоззрения отечественной интеллигенции. Правда, русская ситуация не уникальна. Аналогичный негативный комплекс представлений европейцы сформировали об Испании. Он получил в испанской историографии название «черной легенды» - отрицательного образа национального сообщества и страны, созданного на основе тенденциозно подобранных или сфальсифицированных фактов с явными идеологическими целями дискредитации государства. 

Аналогия с Испанией усиливается тем, что реакции испанцев на «черную легенду» предвосхитили реакции русских. С одной стороны, значительная часть образованного испанского класса восприняла и интернализовала «черную легенду», ставшую в итоге частью собственно испанского исторического мировоззрения. С другой стороны, на официальном уровне испанская монархия противопоставила «черной легенде» не менее тенденциозную «розовую легенду» - «апологетические сочинения, в которых превозносились все мыслимые и немыслимые заслуги и совершенства испанской нации»[2].

Так или иначе, в Испании и в России произошла успешная рецепция негативистского взгляда на собственное прошлое. Судя по его постоянному воспроизведению, он прочно укоренился в российской почве. Почему и как это получилось – вопрос, требующий отдельного рассмотрения. Меня же сейчас больше занимают культурные и психологические последствия негативизации национального прошлого.