Кровь и песок - [16]

— Если хочешь, потом прогуляйся по городу. Вечером я расскажу о своих планах. Будет предостаточно времени обсудить их. Мы выпьем за победу над неверными.

— Хорошо, тогда до вечера, — ответил Семион. И подумал: определенно, он хочет использовать меня для собственной выгоды. Греки всегда думали только о собственной выгоде. «Любители пряностей, продавшие дело христово», с презрением говорил о византийских греках отец. А он их повидал немало за время участия в двух крестовых походах. В любой момент Илья Ипатиус может решить, что для него больше пользы от мертвого рыцаря, чем от живого. И потому лучше убраться от грека подальше, пока это момент не настал. Но пока можно и поиграть в его игру.

Семион надел чистую одежду. Облачаясь, он понял, что его одеяние слишком роскошно для простого рыцаря. Бедняга покойный шевалье Жюслен, именем которого он представился греку, никогда не носил одежду из шелка. Потому Симеон переоделся опять. На дне сумки он отыскал потертые кожаные штаны и такую же куртку. Одежда все равно выглядела довольно дорогой, разве что несколько старомодной, но штаны были коротки, а рукава — длинны. По крайней мере, это может сойти за одежду небогатого рыцаря.

Осмотр дома Семион начал с кухни, где обнаружились три повара и два поваренка, которые с опаской наблюдали за тем, как он, ни слова не говоря, отламывает и пробует свежевыпеченный хлеб.

— Доброе утро, — обратился он к ним на греческом, и тут же отругал себя мысленно, ведь простой шевалье из Прованса не должен знать греческого языка!

Семион торопливо оставил поваров с их кухонными заботами, и отправился на поиски винного погреба. Найти его не составило труда: он просто попросил одного из слуг проводить его. Здесь было столько вина, что можно было не просыхать многие годы: были даже вина из Прованса и из Лангедока. Его заинтересовал бочонок крепленого вина, отмеченный личной печатью графа Арманьяка. Он попросил виночерпия, присматривающего здесь за хозяйством, разрешить попробовать пару глотков. Вкус был терпкий и обжигающий. Семион взял чашу и пошел в сад, чтобы выпить на свежем воздухе.

С другой стороны дома оказались прекрасные фруктовые сады. Он немного побродил по ним, прихлебывая вино.

За время своей прогулки он никого, кроме слуг, не встретил. Зато насчитал пять выходов: главные ворота, ворота возле конюшни, ворота со стороны сада и две калитки. Все они хорошо охранялись. Охранники были греками, такими же толстыми, как и сам хозяин. Вооружены они были короткими мечами и копьями средней длины, каждый из них носил полукруглый железный шлем.

Возвращаясь обратно из сада, он обошел конюшню с другой стороны и вышел в маленький дворик, где кухарка чистила рыбу возле хозяйственного фонтана. Она была стройной, с пшеничными волосами и приятным лицом.

— Хочешь вина? — обратился он к ней на норманно-французском, который местные жители понимали довольно неплохо, и на котором вполне бы мог изъясняться бедный рыцарь Жюслен де Бреньяк. Девушка оторвалась от работы и испуганно посмотрела на него. У нее были большие серые глаза. Когда их взгляды встретились, она опустила взор и вернулась к своему нехитрому занятию. Семион устроился неподалеку, расположившись на каменной кромке фонтана с кружкой в руке. Он любовался фигурой девушки. Светило солнце на чистом голубом небе. Где-то в ветвях кипарисов пела птаха. Впервые с момента бегства из Нарбоны на душе у Симеона наступило спокойствие. Но он не обманывался. Симеон знал, что многие трудности предстояли ему. И главной трудностью было восстановление своего доброго имени. «Пусть все идет так, как того хочет Господь», — решил Симеон.

И подумал, что, возможно, с помощью Божьей, пока он будет странствовать в Святой Земле, настоящий убийца брата отыщется, и тогда Симеон спокойно сможет вернуться в родной город.

А пока он размышлял, насколько доверять Илье, кухарка выпотрошила рыбу. «Наверное, лучше всего, действительно, записаться к тамплиерам. Говорят, что все грехи прощаются, когда вступаешь в орден. Однако, в этом случае, боюсь, мне предстоит только жариться на солнце, да терпеть горячий ветер пустыни, и еще битвы всю оставшуюся жизнь, пока неверные не убьют. Так стоит ли мне отправиться в орден и искупать грехи или пойти все же с этим Ильей»?

Кухарка бросила на него многообещающий взгляд, забрала корзину с рыбой и ушла. Его винная кружка опустела. Может, стоит выпить еще? Однако, уже и так кружилась голова.

До полудня было далеко, но в город идти не хотелось. Симеон все еще чувствовал себя разбитым после изнурительного плавания на галере. Потому он решил вернуться в спальню и заснул, едва оказавшись на постели. Проснувшись, он обнаружил, что за окном уже померк свет, и какая-то юная брюнетка трясет его за плечо.

— Сеньор, — говорила она. — Князь Илья зовет вас к вечерней трапезе через час.

Девушка была юной и стройной, черноволосой, но голубоглазой и светлокожей. Семион оторвался от подушек и спросил ее:

— Откуда ты знаешь язык франков? Ты же сарацинка, если не ошибаюсь?

— Да, сеньор. Я сарацинка, так здесь говорят обо мне. Потому что я была в гареме шейха. Хотя мои предки из Лангедока на самом деле, а я родилась в христианском Леванте, была простой горожанкой, дочкой торговца тканями. Меня турки захватили, когда спалили город и замок сеньора Лидды. А через год рыцари освободили пленных, но меня продали, уже как сарацинку-невольницу, а купил князь Илья, чтобы услаждать гостей.