Кровь богов - [86]

Но со Светонием ничего такого не произошло. Сенатор исчез сразу после консульских выборов, и Октавиан наказал каждому из своих шпионов и клиентов незамедлительно сообщать ему все новости, как о Светонии, так и об остальных еще живых освободителях. Пока же всю собственность сенатора конфисковали и продали с аукциона, а вырученные за это деньги пошли на обучение и экипировку новых легионов.

– Следующий лот – вилла в сельской местности рядом с Неаполем, ранее принадлежавшая Публию Каске, – объявил аукционист.

Октавиан знал это имя: оно принадлежало одному из двух братьев, которых так и не удалось поймать. До него доходили слухи, что оба укрылись у Секста Помпея, но точно консул этого не знал. У него не возникало желания прикупить и это поместье, но он не уходил, чтобы узнать, сколько серебра оно принесет в военную казну.

Ставки делались вяло, богатые люди пытались понять, не захочет ли консул и триумвир в какой-то момент назвать свою цену. Гай Октавиан чувствовал на себе их взгляды и качнул головой, чуть отвернувшись от аукциониста. Торговля сразу оживилась, потому что это поместье на юге славилось виноградниками и плодородными землями. «В Риме еще есть деньги», – подумал Октавиан. И его задача состояла в том, чтобы собрать их даже больше, чем собрал Цезарь на войну с Парфией.

Он устало потер глаза, когда цена поднялась до четырех миллионов сестерциев и большинство участников прекратило борьбу. Тайный флот Агриппы требовал чудовищных затрат, но наследнику Цезаря не оставалось иного выхода, кроме как закачивать в корабли все больше золота и серебра. Без флота легионы, которые он контролировал на пару с Марком Антонием, не могли покинуть Италию. Но цена хлеба уже возросла в три раза. Да, многие из горожан еще не потратили три сотни сестерциев, полученных согласно завещанию Цезаря, но Октавиан понимал, что пройдет не так много времени, прежде чем они вновь начнут бунтовать, требуя всего лишь еды. Триумвир покачал головой, представив, что тогда будет.

Торги завершились на шести миллионах и четырехстах тысячах сестерциев. Октавиан махнул рукой аукционисту, который побледнел, как полотно, решив, что консул хочет назвать свою ставку после завершения торгов. Но тот покачал головой и указал на документы на владение поместьем, которое купил он сам. Триумвир лишь хотел, чтобы их прислали в один из его городских домов, а деньги он уже сам направил бы на оплату приготовлений к войне. После его ухода обстановка в аукционном зале заметно разрядилась.

Аукционный дом находился на вершине Квиринальского холма, и Октавиан едва заметил ликторов, которые тут же пристроились к нему, когда он направился к Форуму. Новое здание Сената почти достроили, и он согласился встретиться с соконсулом Педием около храма Весты, чтобы присутствовать при закладке последнего камня. Римская жизнь бурлила вокруг, когда он спускался с холма, и его губы непроизвольно поджались от воспоминаний о том, как ему приходилось буквально проталкиваться в этом месте сквозь ликующую толпу. В этот день его никто не приветствовал, и консул дрожал всем телом. К концу года в Риме заметно похолодало. Во всех смыслах до прихода новой весны было еще очень далеко.

При подходе к Форуму ощущение, что жизнь в городе бьет ключом, только усилилось. Открытое пространство заполняли тысячи людей – мужчин и женщин, приехавших в Рим по делам, от владельцев тысяч торговых домов до сенаторов и специалистов по праву, толкующих различные законы. Некоторые толкователи проделывали это прямо на улице в окружении толпы. Рим строился и перестраивался словами и идеями, а уж потом мечами, и по-прежнему оставался молодым. И Октавиан это чувствовал. Сенаторы не отгораживались от граждан – во всяком случае, в определенные дни каждого месяца. Они ходили среди толпы на Форуме, выслушивая требования и просьбы тех, кого представляли. К ним обращались с самыми разными вопросами, от жалобы на соседа до обвинения кого-то в убийстве. Шагая по Форуму, Октавиан заметил Бибула, увлеченного разговором с богатыми купцами, только чуть более толстыми, чем он сам. Как и новый Цезарь, Бибул увеличил свои владения на проскрипционных аукционах. Не вызывало сомнений, что его люди находились в зале, который только что покинул консул, с четкими инструкциями, за что и до какой цены надо бороться.

Бибул увидел проходящих мимо суровых ликторов, и его взгляд поискал среди них Октавиана. Несмотря на свои успехи, молодой человек знал, что мира с толстяком у него не будет. Благодаря стараниям Октавиана Марк Антоний вернулся в Сенат куда более могущественным, чем прежде. И теперь консул на расстоянии чувствовал ненависть Бибула. Но он позволил ей согреть полного сенатора. Бибул не поздоровался, предпочтя сделать вид, что не заметил проходящего мимо консула.

Квинт Педий стоял у входа в храм Весты, беседуя с Квинтиной Фабией. Октавиан просиял, увидев верховную жрицу, компанию которой обожал. С тех пор, как он стал консулом, ему едва ли удалось перекинуться с ней парой слов, но он точно знал, что она оставалась среди его сторонников, хотя бы ради своего племянника Мецената.