Кровь богов - [18]

Его очень интересовало, каким образом появился туннель и лаз, ведущий на вершину горы, которых не было год назад. Арабы, конечно, нашли ход совершенно случайно.

– Совсем необязательно обыскивать пещеры ночью, – сказал Хокстон, когда они поднялись на карниз. – Давайте будем спать по очереди. Вам первому сторожить, не так ли? Вы знаете, что я не спал прошлой ночью.

Гордон кивнул. Хокстон сгреб шкуры, лежащие в Орлином Гнезде, улегся на них и, привалившись к стене, заснул. Гордон сел неподалеку, положив винтовку на колени. Он слегка задремывал, просыпаясь каждый раз, когда спящий англичанин шевелился.

Он все еще сидел, когда заря зарделась на востоке.

Хокстон встал, потянулся и зевнул.

– Почему вы меня не разбудили? – спросил он.

– Вы чертовски хорошо знаете почему, – раздраженно ответил Гордон. – Не хотел, чтобы вы убили меня во сне.

– Вы терпеть меня не можете, Гордон, ведь так? – засмеялся Хокстон. Но улыбались только его губы, а в глазах полыхало пламя. – Знаете, это взаимное чувство. После того как мы доставим Аль Вазира в Эль-Азем, я собираюсь по-джентльменски разрешить наши разногласия – на саблях.

– Зачем ждать? – Гордон был уже на ногах, раздувая ноздри от еле сдерживаемой ярости.

Хокстон покачал головой, злобно улыбаясь:

– О нет, Эль Борак. Сейчас не будем драться. Нужно сначала выбраться отсюда.

– Хорошо, – проворчал американец недовольно. – Давайте есть, а потом начнем прочесывать пещеры.

В этот момент до них донесся слабый звук, и они оба обернулись. У выхода из пещеры стоял Аль Вазир, почесывая бороду длинными черными ногтями.

Его глаза утратили дикое звериное выражение и были затуманенными, жалобными, а лицо казалось скорее смущенным, чем угрожающим.

– Иван! – тихо сказал Гордон. Отложив винтовку, он двинулся к безумному человеку.

Аль Вазир не отступил, но и не проявил дружеского расположения. Вяло и тупо глядя на людей, он продолжал стоять и почесываться.

– Он сейчас в спокойном настроении, – шепнул Гордон. – Осторожно, Хокстон. Дайте мне воспользоваться этим. Думаю, он не будет сильно сопротивляться.

– В таком случае, – сказал Хокстон, – вы мне больше не нужны.

Гордон обернулся, глаза англичанина горели жаждой убийства. Его рука легла на рукоять револьвера. Мгновение два человека стояли, напряженно гладя друг на друга. Хокстон сказал тихо, почти шепотом:

– Вы дурак, если думаете, что я дам вам шанс. Мне и одному по силам доставить безумца в Эль-Азем. Мой знакомый доктор восстановит его разум... и тогда я добьюсь, чтобы Аль Вазир открыл мне, где Кровь Богов...

Они одновременно выхватили оружие: один – револьвер, другой, саблю. Во время выстрела взметнулся клинок и вышиб револьвер из рук англичанина. Гордон почувствовал ветерок от пролетевшей пули, и сразу же стоявший позади него сумасшедший застонал и тяжело рухнул. Револьвер звякнул о каменный пол. С яростью во взгляде, Гордон обрушил клинок на голову Хокстона, но тот быстро отпрыгнул и выхватил свою саблю. Гордон краем глаза заметил, что Аль Вазир безжизненно лежит там, где упал, и кровь струится из его головы.

Сталь зазвенела, посыпались искры, когда Гордон и Хокстон сошлись в яростной схватке. Это были неукротимые натуры, и каждый из них желал смерти другого. Жажда убийства, нашедшая наконец выход, подкрепляла каждый выпад! Несколько минут удар следовал за ударом, и невозможно было уследить за стремительно мелькавшими клинками. Они бились с яростью, холодной как сталь, с непринужденностью, в которой, однако, не было ни горячности, ни беззаботности. Звон стали оглушал. Казалось чудом, что клинки, играющие над головами противников, не достигают цели. Мастерство обоих воинов было слишком хорошо отточено.

После первого урагана атак ход схватки переменился: она стала не менее яростной, но более искусной. Солнце пустыни, отражавшееся в клинках многих поколений бойцов, не видело более великолепного зрелища воинского искусства, чем это – на высоком карнизе между солнцем и пустыней два чужестранца решали свою судьбу.

Вверх и вниз по карнизу... скольжение и перемещение быстрых ног... скольжение, но не топтание... звон и стук стали о сталь... горящие черные глаза, смотрящие в холодные серые... мелькающие лезвия, красные в лучах восходящего солнца.

Хокстон у себя на родине набил руку во владении прямым клинком. Он предпочитал колоть, а не рубить и пользовался острием с дьявольской ловкостью. Гордон учился искусству боя кривой саблей в тяжелой школе афганских горных войн; он бился без всяких правил. Его смертоносный клинок то метался, как язык змеи, то рубил с сокрушительной силой.

Все это не походило на церемонную дуэль с элегантными правилами и формальностями. Это была борьба не на жизнь, а на смерть, жестокая и отчаянная. За десять минут оба применили столь изощренные фехтовальные приемы, что отправили бы на тот свет любого средневекового воина. Они не останавливались ни на секунду, только раздавался звон и скрежет клинка о клинок... Напав на Гордона, Хокстон не учел, что солнце будет бить ему в глаза; Гордон почти оттеснил Хокстона к краю пропасти, и англичанин, отпрыгнув в сторону, с трудом удержался от падения с горы.