Кровь аистов - [2]

Наша группа размещалась на территории старого пионерлагеря, близ заброшенного поселка Черевач, в девяти километрах от Чернобыля. Если кто не знает, сообщаю: от города Чернобыля до Чернобыльской АЭС еще семнадцать километров на север. Не так далеко, как хотелось бы, но на самой станции мне побывать не довелось. Особо, честно говоря, и не тянуло.

Прошло несколько дней затишья, все повеселели и начали готовиться к передислокации на север, ближе к источнику, а из Киева приехал с визитом проверяющий – довольно пожилой и, как оказалось, очень толковый. Вот он-то и заметил мое совершенно бесполезное присутствие. И хоть я и рассчитывал, протянув здесь еще пару-тройку месяцев, сменить свой старенький «форд» на более новую модель, с мечтами пришлось распрощаться. Я приготовился вернуться домой утренним вертолетом, но этого не случилось. Ночью пришла Зона.

На рассвете я проснулся от странных звуков у себя под окнами. Во дворе, неестественно вывернув колени, лежал мужчина и тихо стонал от боли. Пока я пытался спросонья понять, что происходит, хлопнула дверь и один из моих коллег выскочил на помощь пострадавшему. На моих глазах человек, сделав несколько шагов, рухнул как подкошенный – я услышал громкий треск ломающихся костей и истошный крик. Он дергался, как муха на липучке, в отчаянных попытках оторваться от земли, но его словно придавило невидимой плитой.

Не помню, как я оказался во дворе, помню только, что к лежащим на земле людям полз на четвереньках. Меня трясло от страха, но крики их были еще страшней. Вытянув перед собой руку, как слепой, я подобрался вплотную и ощутил сильное покалывание, будто пальцы мои кололи маленькие электрические разряды. А затем мою руку что-то схватило и с силой дернуло вниз, больно припечатав ладонь о землю.

Руку-то я высвободил, едва не вывернув себе плечо, но вот, как вытащить оттуда раненых ребят, ума приложить не мог. А медлить было нельзя. С одним мне повезло: в «капкан» угодили только его ноги, и, вцепившись в него, как клещ, я несколько минут рвал жилы, вытягивая его наружу. Вытащил и кинулся звать на помощь: второго пострадавшего мне в одиночку было не вытянуть.

Пока на мои крики сбежался народ, пока я им растолковывал, что происходит, воспользовавшись палкой, чтоб не отбивать себе руки, и бросая камушки, которые, попав в неведомую ловушку, летели к земле, как реактивные, пока все уверились, что это не пьяный розыгрыш, прошло время. Коллеге нашему приходилось туго: он увяз очень глубоко, и только голова с побагровевшим лицом была снаружи. За нее, естественно, тянуть было нельзя. Удалось выудить его руку, и, к счастью, у него был крепкий армейский ремень, который зацепили пожарным багром, сунув его прямо в силовое поле. Спустя несколько минут шесть человек с огромным трудом вытащили наружу искалеченного товарища.

Так мы увидели первую в нашей жизни аномалию, которую потом прозвали «гравитушкой» из-за ее свойств многократно увеличивать гравитацию на небольших участках земной поверхности. Дальше сюрпризы посыпались, как грибы после дождя.

Раненых в тот же день забрал вертолет МЧС, а через сутки мы оказались полностью отрезанными от внешнего мира. Связь отсутствовала – электромагнитные всплески по сей день искажают радиосигналы, так что рацией можно пользоваться только на коротких расстояниях, и далеко не везде. Единственное средство коммуникации в Зоне – спутник, но тогда у нас его еще не было. И забрать нас не могли – вертушка, что прислали для эвакуации, разбилась на подлете, попав в аномалию, экипаж погиб. В те дни погибло много пилотов, светлая им память.

За гравитационной аномалией появились другие, еще более опасные: едва «проклюнувшись», они калечили, через сутки – убивали. Опасность теперь подстерегала повсюду – каждый шаг грозил смертью. Пока разобрались, с чем имеем дело, и научились избегать ловушек, потеряли еще несколько человек. Хоронили там же: тех, от кого осталось что хоронить. Едва мы немного освоились, свалилась новая напасть: у нас закончились припасы. В лагере начался голод. А небольшой дизельный генератор, снабжавший электричеством, через неделю замолчал – вышла солярка, оставив нас без света и тепла.

Но, видно, Зоне этого показалось мало. Пришла новая беда, в сравнении с которой прежние уже были просто милыми шалостями, – трое наших тяжело заболели. Врач, не знаю, от недоедания или от природного идиотизма, поставил им диагноз «пневмония», едва не угробив всю экспедицию. На следующий день я сунул нос в его назначения и тем же вечером поднял «бунт на корабле». Наш «коновал» не потрудился обследовать пациентов: диагноз был для отмазки, все лечение представляло собой коктейль из антибиотиков широкого спектра, способных в сочетании отправить на тот свет абсолютно здорового быка. А начальнику экспедиции было наплевать. Тем же вечером умер один из больных, и разъяренная толпа едва не линчевала виновных – их отбил начальник охраны. Он отстранил прежних начальников, взяв ответственность за экспедицию на себя, а мне дал возможность заняться пациентами.

На наше счастье, возбудитель оказался бактериальным, а не вирусным. Ночью я сумел выделить его из мокроты, которую люди натужно отхаркивали вместе с кровью, и, соорудив импровизированную «чашку Петри», сделал тест на чувствительность к антибиотикам. Результаты перепугали меня до смерти. Антибиотики не убивали возбудителя – он их убивал и рос как на дрожжах, становясь еще более сильным и неуправляемым. Мы имели дело с заразой, против которой бессильны были все наши лекарства.