«Крот» в окружении Андропова - [26]

— Когда я работал в Бирме, туда в составе делегации космонавтов приехала Валентина Терешкова. На приеме в нашем посольстве в Рангуне она почувствовала легкое недомогание. Время от времени уходила с зеленой лужайки, где было очень тяжко от тропической жары, внутрь здания посольства. Там работали кондиционеры. Затем вновь выходила к гостям. Однако было заметно, что улыбка у нее какая-то вымученная. Да и беседовала она явно через силу. В какой-то момент ко мне подошел корреспондент Франс Пресс Жак, мой постоянный соперник на парусных регатах в рангунском яхт-клубе. Соперник и друг, отличный парень.

«Я весь вечер наблюдаю за Терешковой, — вполголоса, заговорщически, сказал он мне, — и я пришел к твердому убеждению, что ваша Валентина беременна. Месяцев через пять мир узнает о рождении первого космического ребенка. Это же сенсация, да еще какая! Помоги мне получить подтверждение моей догадке. От самой Терешковой, от ее друзей-космонавтов, от кого угодно, лишь бы был источник, на который можно сослаться». Я прекрасно понимал, что такого источника мне не найти, но сказать об этом Жаку не решался. Он в этот момент напоминал охотничью собаку, взявшую след. Его глаза горели. Он гудел изнутри. Мне ничего не оставалось, как подойти с интересовавшим Жака вопросом сначала к политическому советнику посольства, затем к послу и, наконец, к посольскому врачу. Растерянный вид каждого из них, явно ничего не знавших, не успокоил француза. Он продолжал настаивать: «Она беременна!»

На следующий день делегация вылетела в Москву. А я, встретив в аэропорту Жака, еще раз сказал ему, что никто, включая врача делегации, не подтвердил его догадки. В ответ — двусмысленная ухмылка.

Прошло несколько месяцев. Из Москвы на весь мир разнеслась, впечатляющая новость — первая женщина-космонавт ждет ребенка. С этого дня я стал для Жака заклятым врагом на всю оставшуюся жизнь.

Если вдруг свершится чудо и Жаку доведется прочесть эти строки, пусть знает, что я приношу самые искренние извинения за то, что тогда, в Бирме, не помог ему стать автором, возможно, самой громкой журналистской сенсации. Увы, это было за гранью моих возможностей.

Вас хотят завербовать? Обращайтесь к офицеру безопасности

В Великой Отечественной войне он участвовал с первых же дней. Начинал солдатом. Затем стал сержантом. И, наконец, — командиром саперного взвода. Удостоился боевого ордена Красной Звезды. В 1944-м после тяжелого ранения в бою его демобилизовали. В 1950 году он успешно закончил географический факультет МГУ. Но географом не стал. Бывшего боевого офицера пригласили на работу в Комитет информации МИД СССР. Так именовалась тогда советская внешняя разведка.

В 1952–1956 г.г. Алексей Яковлевич Скотников — оперработник резидентуры КГБ в Индии.

В 1959–1961 г.г. — исполняющий обязанности резидента на Цейлоне.

А в 1963 г. становится резидентом.

МОЖЕТ ЛИ БИРМА СТАТЬ «ВТОРОЙ КУБОЙ»? РАЗВЕДКА ОТВЕЧАЕТ: «Нет!»

«В конце ноября 1963 года, — вспоминает Алексей Яковлевич, — я выезжал в очередную длительную командировку. На этот раз резидентом КГБ в Рангун.

План оперативной подготовки был полностью выполнен. Все, что нужно было согласовать, согласовано. Последние наставления от начальника отдела получены. Авиабилеты на себя и супругу — во внутреннем кармане пиджака. Завтра вылетаем. И вдруг вызов к начальнику разведки А. М. Сахаровскому.

Л. Я. Скотников. Таким он закончил войну…

Александр Михайлович пользовался в нашей среде непререкаемым авторитетом. Прежде всего, потому, что был профессионалом высшего класса. Даже став начальником разведки, он, не пренебрегая мнением своих помощников и заместителей, всегда старался сам вникать в суть дела, во все его детали, и только после этого принимал решение. Был строг и требователен к подчиненным, но без предвзятости и мелочных придирок. По пустякам не дергал. И еще одна черта, за которую нельзя было не уважать его — независимость и самостоятельность в словах и делах. Он ни перед кем не «прогибался», ни под кого не подстраивался.

Что же побудило его вызвать меня? Причем срочно, за день до вылета? Я терялся в догадках. Но через минуту после того, как Александр Михайлович начал беседу, все встало на свои места.

«Полагаю, в отделе вы проговорили все оперативные вопросы. Мы их касаться не будем. Поговорим о другом, — он пристально посмотрел на меня и продолжил. — Ты должен будешь собрать конкретную и достоверную информацию о генерале Не Вине, его планах и намерениях и, прежде всего, о том, как он мыслит развивать отношения с нашей страной. Такую информацию ждет от нас Инстанция. Там интересуются, может ли Бирма стать «второй Кубой».

…В ноябре следующего, 1964, года я прилетел в отпуск. На второй день после прибытия в Москву уже отчитывался у начальника отдела В. И. Старцева о проделанной за год работе. Вдруг зазвонил телефон. Василий Иосифович поднял трубку и повернувшись ко мне произнес: «Иди, тебя Сахаровский ждет».

Беседу Александр Михайлович начал со слов о том, что регулярно читал мои шифровки о внутриполитической ситуации в Бирме, настроениях народа, действиях генерала Не Вина. Дав понять, что в целом моя информация его удовлетворяла, попросил кое-что уточнить, конкретизировать, дабы, как он выразился, ответы на поставленные Старой площадью вопросы были предельно четкими, однозначными, а главное — правдивыми. «Вот так и докладывай на Старой площади, — произнес он на прощанье. — А уж быть ли Бирме «второй Кубой», пусть сами решают».