Крот истории - [43]
— Втянуть? А вы?
— Я?! Ни за что! Я им говорю: «Меня на мякине не проведешь! Я и не такое видел!.. Чем вы докажете, что это он и есть?! Ну-ка! Чем?!» Они на меня: «Тише, тише, он может услышать, получится неудобно!» А я говорю: «А я это и в лицо кому хочешь могу сказать! Не побоюсь! У меня такой характер! Я что про кого за глаза говорю, то и в лицо могу сказать! А если в лицо не могу сказать, то и за глаза не говорю! Вот так! Пусть докажет!»… Генриетта говорит: «Как вам не стыдно! Вы не верите мне, пожилому человеку!» А я говорю: «Субъективно я вам верю, но объективно…» Генерал тоже меня стыдить начал: «У вас, говорит, нет подхода к людям. К людям подход нужен. Такт требуется, вежливость. Люди, говорит, этого не любят, когда их сразу за горло берут! Разве можно так обращаться с ними: чем, мол, докажете! Вы бы еще и документы спросили!» Я отвечаю: «А вы что думаете! Надо будет и спрошу!» Крупный разговор вышел. Слово за слово… Я погорячился, признаю. Извинился. Но в принципе я свою правоту намерен отстаивать. К сожалению, нет Виктора Алексеевича, он бы подсказал, что делать. Тем более, что и у него за последнее время отношения с ними испортились. Я хочу посоветоваться с вами. Я собираюсь написать на них докладную. Что, может, подпишем вместе? Нет? Не хотите? Я понимаю, у вас могут быть свои соображения, о которых я не спрашиваю. Но вы, по крайней мере, не будете возражать? Если вас спросят, вы не откажетесь подтвердить?!
Я пожелал ему удачи и обещал просмотреть текст, когда докладная будет готова. Чертовски интересно поглядеть, что он там напишет!.. Но каков подлец, а?! И дурак! Что они втравят и его в эту свою затею, я и раньше не сомневался, но все же некоторая надежда у меня еще теплилась: я полагал, что они не осмелятся зайти уж слишком далеко. Поиграли и хватит! Сколько можно?! Теперь ясно, что пути назад им нету… Значит, и мне тоже… отступать некуда!..
22 апреля(вечер)
Свершилось! Он…
Провинившись накануне, Интерлингатор не показывался весь день (делал вид, что работает), и никто из них не показывался, я же — не выходил. Все было на удивление тихо. Ниоткуда не доносилось ни звука. Я даже устал прислушиваться. Денек был серый, теплый. Порой мне мерещилось, что на краю поляны, которая просматривается из моего окна, у штабелей дров, происходит какое-то движение: то ли солдаты опять пилят подгнившие липы, то ли еще что. Я подходил к окну, вглядывался. Но всякий раз оказывалось, что я ошибся, это легкий ветер пошевелил листья. Я опять садился в свое креслице или ложился на кровать и думал: каков же будет их следующий шаг, что они предпримут? Они несомненно ждут моего хода… Думалось однако вяло. Внутри все время свербило, но состояния готовности к бою, азарта не было. Они мне порядком наскучили, и как только в голове моей рождалось слабое подобие мысли, комбинации, ответного варианта, я тотчас снова спрашивал себя: а зачем? Зачем мне все это?… От нечего делать стал читать статью Тимура всю по порядку и бросил…
К вечеру совсем извелся и решил пойти поужинать, сидеть на колбасе и воде мне надоело. Неприятные воспоминания о давешнем обеде были уже не так остры, а ко всему прочему у меня от сухой пищи, извините, испортился желудок, да и колбасы-то почти не осталось. Посмотрел на часы: нет, еще рано, полчаса придется потерпеть. Почему только мне втемяшилось, что уже поздний вечер? Наверно оттого, что день такой серый.
От скуки стал читать бюллетени ТАСС. И тут же… Что?! Что такое?! Нет, этого не может быть! Нет! Я все-таки спятил! У меня галлюцинации! Неужели возможно!!! Толстая пачка выпала у меня из рук и веером разлетелась по полу. Деревья за окном, поляна, комната закачались вокруг невидимой оси, пролегшей от меня к дальним штабелям дров.
Качание продолжалось не меньше двух минут. Колебания медленно затухали. Плоскость обрела равновесие. Я ползал на коленках по полу, собирая листы и отыскивая единственный нужный. Сослепу или от волнения никак не мог его найти. Сначала мне казалось, что я видел, куда примерно он упал. Быстренько переворошил бумажки в том углу — нету! Черт побери! Тело у меня малость вибрировало. Собрал всю кипу, сел с нею на кровать, стал перекладывать слева направо по одному. Куда он запропастился?! Трижды перелопатил все и туда и сюда. Телеграммы из Лаоса, сообщения о временном прекращении огня в Бейруте. На х… они все сдались! Залихорадило крепче. Неужели и правда то была галлюцинация?! Наконец, догадался посмотреть под мебелью еще раз. Слава Богу! Три листочка и в их числе мой! 21 апреля. «Агентство Рейтер передает: Орган народно-демократической партии S=F газета „Друзья народа“ опубликовала сегодня утром сообщение своего специального корреспондента на острове Фернанду ди Норонья… Флагманским крейсером „Прогресо“, совершающим рейд… вдоль берегов Латинской Америки… под лозунгом „За свободу и независимость. Против империализма и неоколониализма“… — (Так-так!) —…задержано вчера севернее острова… финское торговое судно… с грузом неизвестного назначения… Команда и сопровождающие лица временно арестованы. Капитан крейсера адмирал Хосе-Эстебан-де… в интервью нашему корреспонденту объяснил причину задержания тем, что, по его предположению, груз вышеозначенного судна может быть использован в целях, противоречащих интересам народов Латиноамериканского континента…»
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960—1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Роман «Наследство» не имел никаких шансов быть опубликованным в Советском Союзе, поскольку рассказывал о жизни интеллигенции антисоветской. Поэтому только благодаря самиздату с этой книгой ознакомились первые читатели.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
Единственная пьеса Кормера, написанная почти одновременно с романом «Человек плюс машина», в 1977 году. Также не была напечатана при жизни автора. Впервые издана, опять исключительно благодаря В. Кантору, и с его предисловием в журнале «Вопросы философии» за 1997 год (№ 7).
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Не научный анализ, а предвзятая вера в то, что советская власть есть продукт российского исторического развития и ничего больше, мешает исследователям усмотреть глубокий перелом, внесенный в Россию Октябрьским переворотом, и то сопротивление, на которое натолкнулась в ней коммунистическая идея…Между тем, как раз это сопротивление, этот конфликт между большевизмом и Россией есть, однако, совершенно очевидный факт. Усмотрение его есть, безусловно, необходимая методологическая предпосылка, а анализ его — важнейшая задача исследования…Безусловно, следует отказаться от тезиса, что деятельность Сталина имеет своей конечной целью добро…Необходимо обеспечить методологическую добросовестность и безупречность исследования.Анализ природы сталинизма с точки зрения его отношения к ценностям составляет методологический фундамент предлагаемого труда…
«Все описанные в книге эпизоды действительно имели место. Мне остается только принести извинения перед многотысячными жертвами женских лагерей за те эпизоды, которые я забыла или не успела упомянуть, ограниченная объемом книги. И принести благодарность тем не упомянутым в книге людям, что помогли мне выжить, выйти на свободу, и тем самым — написать мое свидетельство.»Опубликовано на английском, французском, немецком, шведском, финском, датском, норвежском, итальянском, голландском и японском языках.
Книга «Русская судьба: Записки члена НТС о Гражданской и Второй мировой войне.» впервые была издана издательством «Посев» в Нью-Йорке в 1989 году. Это мемуары Павла Васильевича Жадана (1901–1975), последнего Георгиевского кавалера (награжден за бои в Северной Таврии), эмигранта и активного члена НТС, отправившегося из эмиграции в Россию для создания «третьей силы» и «независимого свободного русского государства». НТС — Народно Трудовой Союз. Жадан вспоминает жизнь на хуторах Ставропольщины до революции, описывает события Гражданской войны, очевидцем которых он был, время немецкой оккупации в 1941-44 годах и жизнь русской эмиграции в Германии в послевоенные годы.
Известный британский журналист Оуэн Мэтьюз — наполовину русский, и именно о своих русских корнях он написал эту книгу, ставшую мировым бестселлером и переведенную на 22 языка. Мэтьюз учился в Оксфорде, а после работал репортером в горячих точках — от Югославии до Ирака. Значительная часть его карьеры связана с Россией: он много писал о Чечне, работал в The Moscow Times, а ныне возглавляет московское бюро журнала Newsweek.Рассказывая о драматичной судьбе трех поколений своей семьи, Мэтьюз делает особый акцент на необыкновенной истории любви его родителей.
Книга принадлежит к числу тех крайне редких книг, которые, появившись, сразу же входят в сокровищницу политической мысли. Она нужна именно сегодня, благодаря своей актуальности и своим исключительным достоинствам. Её автор сам был номенклатурщиком, позже, после побега на Запад, описал, что у нас творилось в ЦК и в других органах власти: кому какие привилегии полагались, кто на чём ездил, как назначали и как снимали с должности. Прежде всего, книга ясно и логично построена. Шаг за шагом она ведет читателя по разным частям советской системы, не теряя из виду систему в целом.