Крона для Арнштейна - [8]
Я стоял в столовой у стены, папа курил сигарету и что-то подсчитывал, Руженка бегала, подавая ужин. Вошла мама и сказала, что термометр на окне показал сегодня тридцать семь градусов. Я стоял у стены, и мне было очень плохо. В голове у меня опять появилось страшное видение. Оно поглощало меня, сбивало с ног, уничтожало и вдруг… папа посмотрел на меня.
— Что это с тобой? — спросил он, как спросил бы убийцу. — Уж не глазел ли ты опять на улице на фонарный столб или упавшую лошадь?.. Или опять глупые фантазии?
Я выдавил из себя в ответ:
— Возможно ли такое… чтобы они никогда не пришли?.. Потому что их исключили навсегда… А эти нас убьют.
Он с минуту смотрел на меня, прищурив глаза, а потом ответил, что распоряжение войдет в силу только после каникул. И холодно осведомился, кто это грозил нас убить… Я ответил, что географ… Он захотел узнать подробности. Я, заикаясь, сказал, что у них достаточно патронов, и что мы должны смотреть, как они маршируют по улице, и что мы завтра очутимся в тюрьме или у стены с пробитым пулей брюхом. И тут новое видение полностью поглотило меня — видение пустынного берега пруда в Штернберкских садах, где сегодня днем меня напрасно ждал Вильда Брахтль. Я сумел еще сказать, что мне надо пойти… погулять и что я скоро вернусь. Пока солнце еще светит… Мама кивнула: хорошо, но ненадолго… Солнце скоро зайдет. Папа предупредил: только ни с кем не разговаривать и к вечеру быть дома…
Когда я миновал «Рафарну» и приблизился к аптеке, я уже едва шел. Задохнулся совсем. Сердце билось в легких и в горле. Я брел еле-еле, надеясь, что, может, еще раз встречу его случайно. Около магазина Йозефа Кальводы с выбитым стеклом мне встретились двое военных. В сгущающихся сумерках на плечах у них блестело серебро. Когда я проходил мимо, один из них недвусмысленно указал на выбитое стекло, а другой взялся за рукоятку револьвера… Я перешел площадь с колонной и свернул на Бетлемскую. В сумерках я заметил, что впереди что-то белеет. Мне навстречу шел мальчик. Худощавый, светловолосый, загорелый, в коричневой рубашке, черных вельветовых шортах и ослепительно белых гольфах; он узнал меня. Проходя мимо меня, он замедлил шаг и улыбнулся. Он хотел остановиться и что-то мне сказать. Но что бы я ему ответил? Что иду в школу? Что я тороплюсь? Сейчас, вечером, когда вот-вот стемнеет, а я еле бреду? Я не посмотрел назад, хотя он совершенно явно остановился и глядел мне вслед… Перед домом Арнштейна было еще более пустынно, чем в прошлый раз. Какая-то пани стояла нагнувшись и собирала раскатившиеся по тротуару картофелины, выпавшие у нее из сумки. Я вошел в дом…
На лестнице горел тусклый желтоватый свет. Когда я стал подниматься по холодным ступеням, где-то выше щелкнул замок и кто-то пошел вниз. Мне казалось, что у меня от страха горлом хлынет кровь. Мимо меня прошел совершенно незнакомый человек. Он странно на меня взглянул, будто спрашивая, к кому это я иду так поздно, ведь скоро будут запирать парадное. Я уже приготовился к тому, что ничего не отвечу и даже не оглянусь. Но он прошел мимо молча и только потом обернулся и стал смотреть, как я поднимаюсь наверх… Они жили на третьем этаже. Темно-коричневая дверь с табличкой: «Гуго Арнштейн». И тут я увидел, что у них нет почтового ящика.
Подумав немного, я тихонько нажал на кнопку звонка.
Долго, нескончаемо долго ждал я, пока за дверью загремит ключ. Мне отворила какая-то пани. Я назвал свое имя. Она вскрикнула и ввела меня внутрь, в полупустую прихожую, где указала мне другую дверь. Я оказался в совершенно пустой комнатке. На полу стояла лампа. Около нее на каком-то странном мягком предмете сидел Арнштейн, спрятав лицо в ладони…
Я пришел в себя только дома, на кровати. Мама и Руженка, измерив мне температуру, вышли из комнаты… Потом хлопнула дверь, и… Отец стоял у моей постели. Каменный взгляд, рука, сжимающая револьвер. Нет, это был не револьвер, а большой стальной ключ, зажатый в кулаке… «Не разыгрывай комедию!..» В эту минуту я закричал, что это тепловой удар… уже днем… паралич и проказа…
Он спросил, уж не рехнулся ли я совсем. Сказал, что даст мне пару пощечин и все узнает… От ужаса я, закрывшись одеялом, стал кричать, что Арнштейн играл за нас в футбол… И плакал… Он сказал, чтобы я не ревел как оглашенный, и стянул одеяло с моей головы.
Я кричал, что он сидел на боксерской груше. Что они утром уезжают… Он встретился мне на улице, кричал я.
Что я делал там так поздно? Он сорвал с меня одеяло целиком… Блеснул в руке ключ…
Я вопил, что днем испугался военных, которые маршировали по улице… что они меня убьют… что я ходил отдать крону… И потерял сознание.
Когда я пришел в себя, папа сидел у моей кровати. Взгляд его уже не был каменным, и в руке он не сжимал стальной ключ. Глаза его глядели на меня задумчиво.
Он сказал, что я поступил правильно. Но только я должен был информировать его об этом. Если мне ночью будет худо, пугаться не нужно — он вызовет доктора. Я, к сожалению, болезненно чувствителен, и мне нужно будет это преодолеть…
В эту минуту я страшно расплакался.
Вернулась Руженка, крича что-то о тепловом ударе. Папа сказал, чтобы она не говорила чепухи, и Руженка убежала. Пришла мама, позвала ее обратно, велела сделать мне холодный компресс. Папа потом сказал, что вызовет полицейского врача…
…После издания романа «Господин Теодор Мундштук» Фукс вскоре приобрел мировую известность. Почти ежегодно он издавал новые книги — сборник рассказов о судьбах евреев во время Второй мировой войны «Чернокудрые братья мои», роман о призрачной атмосфере последних довоенных лет «Вариация на темную струну» и прежде всего отличный роман-хоррор «Крематор», изданный в 1967-м году. Главным героем является работник пражской крематории Карел Копфркингл, которого в самом начале Второй мировой войны привлекут фашисты к сотрудничеству.
Роман одного из самых ярких представителей чешской литературы XX века, написанный в жанре мистерии, органически продолжает кафкианскую линию, возникшую на той же пражской почве. Сказочно-фантастическая форма позволяет автору создать обобщенный образ современного мира, развернутую метафору зла, которым было отмечено XX столетие, – диктатуры, войн, фашизма и коммунистического террора.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.