Кролик успокоился - [48]

— Ara, вот еще кое-что, — говорит Кролик, изучая карту. — Развалины замка Брейден. Ну, орлы, как насчет развалин? — Он и сам знает как, но для верности добавляет: — А то можем попросту вернуться к себе в кондо и поваляться вверх ногами часок-другой. — Не зря он столько лет торговал машинами, кое-какие приемы усвоил: предложи клиенту то, что ему совсем не нравится, и тогда то, что ему нравится хотя бы с оговорками, тут же обретет в его глазах дополнительную привлекательность. Он выразительно скашивает глаза на Дженис, не очень довольный ее полнейшей безучастностью. Почему она решила, что он один должен отдуваться? Она ведь тоже не чужая — бабушка!

Встрепенувшись, она вставляет свое слово:

— Нет, назад ехать рано — они, наверно, еще отдыхают.

— Или чем другим занимаются, — бурчит он. Может, скандалят. А может, в постели кувыркаются. Есть что-то такое в Нельсоне и Пру, какая-то губительная оголтелость, отчего всем остальным членам семьи делается не по себе. Этот горячечный жар вообще свойствен молодым парам; они еще в самой гуще жизни — производят на свет потомство. А пожилые пары, вроде них с Дженис, источают удушливый запах отцветших цветов с загнившими в воде стеблями.

— Давайте сходим в кино, — предлагает Джуди.

— Давай кино! — вторит ей Рой, сам того не ведая довольно точно воспроизводя двумя этими коротенькими словами взрослую интонацию, можно подумать к ним на заднее сиденье плюхнулся какой-то разбитной попутчик.

— Договоримся так, — суммирует Гарри, — проедем еще немного вперед и заглянем в Джунгли-парк, и если нас погонят на экскурсию или вам там просто будет скучно, мы тут же повернем обратно, и черт с ним со всем. А если там окажется терпимо, мы быстренько его обойдем, посмотрим на фламинго, заодно купим там какую-нибудь сарасотскую газету и выясним, что идет в кино. Рой, ты у нас большой мальчик? Сможешь высидеть целый сеанс? — Сам он уже включает двигатель и трогается с места.

Джуди докладывает деду:

— Он на «Дамбо»[53] так плакал, что маме пришлось вывести его из зала.

— Его мама-слониха… — пускается в объяснения Рой, но слезы мешают ему закончить.

— Понятно, дружок, — говорит Гарри, снова выруливая на 41-ое и стараясь, чтоб голос его был слышен сзади. — Тут есть от чего загоревать: бедный слоненок, один, в вагоне с решетками. А как они с мамой цеплялись друг за друга хоботами, помнишь? Но кончается-то все хорошо, Рой, зря ты не досмотрел до конца. Если уходить, не дожидаясь конца, так и будешь вечно грустить.

— Он потом становится знаменитым, — злобно зыркнув на братца, втолковывает ему Джуди. — Он пуляет орешками в плохих клоунов. А ты все пропустил!

— Дисней такой, — философски замечает Гарри, адресуя свою реплику Дженис, но не забывая и о маленьких зрителях, — умел врезать по чувствам. И чтобы все это переварить, нужно иметь хорошую закалку — какая была у нашего поколения, у тех, кто рос в годы депрессии[54]. Даже Нельсон, ваш отец, не воспринял «Белоснежку» — ее тогда как раз пустили в повторный прокат.

— Папе вообще ничего не нравится, — доверительно сообщает Джуди. — Он только любит своих дурацких друзей.

— И кто же эти друзья? — спрашивает ее Кролик.

— Ох, не знаю я, как их зовут. Ну, там, Тощий — и другие имена такие же. Мама их всех терпеть не может, она больше с папой никуда не ходит.

— Да? Интересно.

— Она говорит, что боится.

— Боится? Чего боится?

— Гарри, — тихо говорит сидящая рядом Дженис, — перестань допрашивать детей.

— Папа боится Тощего! — выпаливает долгонько молчавший Рой — наверно, вспомнил, что тоже умеет говорить.

Джуди тут же отвешивает ему тумака.

— Не ври! Папа не Тощего боится, придурок ты маленький, он других дядек боится.

— Каких других дядек?

— Гарри, — одергивает его Дженис.

— Считай, что я этого вопроса не задавал, — кричит он назад, но слова его тонут в истошном вопле: Рой вцепляется Джуди в волосы, да так, что той его не отодрать. Когда Дженис тянется назад, чтобы их разнять, у нее лопается шов на блузке; он слышит треск разрывающихся ниток, несмотря на то что в этот момент мимо проносится восемнадцатиколесная махина, на подрагивающем белом боку которой выведено: «МЭЙФЛАУЭР. Перевозка мебели», и создает аэродинамическую трубу, куда его засасывает с такой силой, что он еле справляется с рулем своей «камри». Жестяная посудина в штормовом океане. Да, японские машины отвечают не всем специфическим американским требованиям. Вот и Нельсон тоже жаловался на фургон, который он испытывал на 422-й при боковом ветре. Но что поделать, такая жизнь — надо же чем-то торговать! А сидеть сложа руки и выискивать недостатки — эдак далеко не уедешь. Не всем же продавать «ламборгини»!

Джунгли-парк превосходит их самые смелые ожидания. Из сувенирной лавки, забитой всевозможными ракушками и намозолившими глаза поделками вроде тех, какими Дженис уставила весь стеллаж у них в кондо, попадаешь в уютный открытый дворик. Отсюда есть два пути: один ведет к рептилиям и Христову саду, другой — к птицам. Они все не сговариваясь поворачивают к птицам и для начала с интересом наблюдают, как всклокоченные, очень на вид недовольные попугаи катаются на велосипедах и прыгают в обруч. От попугаев путь лежит по извилистой бетонной дорожке — охотничьей тропе: идешь себе нога за ногу мимо замшелых корней и камней, почти невидимых из-за буйной растительности, и за каждым поворотом натыкаешься на новое маленькое чудо — тут компания из трех паукообразных обезьян с длинными волосатыми руками и маленькими озабоченными мордочками, там целый вольер пичужек из отряда воробьиных, перепархивающих вверх-вниз, с жердочки на жердочку, и своими неугомонными движениями наводящих на мысль о каком-то сложном часовом механизме; а еще дальше дерево бодхи