Крокозябры - [2]
Журналюг тогда милиция позвала: он вызвал поганых ментов («других-то нет — про „моя милиция меня бережет“ можно забыть»), а они, пока протокол составляли, позвонили в желтую прессу — есть, мол, жареное, — и Евгений Викторович давал интервью. Первое в жизни. Даже почувствовал себя героем. Рассказал, как эта сука сперва подмешивала в чайник отраву: он как выпьет чаю, так рвота и понос. «А сама не пила, что ли?» — спрашивает дурак-журналист. «Я ж сказал, из аула ее вывез, там только зеленый пьют, вы что, не в курсе, потому у нас два чайника: я пью нормальный, как все люди, а она — траву. Организм у меня крепкий, не взяло. Но чувствовал себя все хуже и хуже, думал, гастрит, или как его там, я ж никогда ничем не болел, почем мне знать, но сперва решил проверить, перестал чай пить. Налью себе кружку кипятка, выпью — порядок. Тогда я понял, сказал ей все, что о ней думаю, и велел переезжать на другую квартиру, которую я ей подарил. Вместе со всеми детьми. А она орет: „Сам уезжай, а я тут все твои книги повыбрасываю наконец“. Она ведь зачем меня травила — чтоб я книги выбросил. Места не хватает, согласен, но книги… сами понимаете, Аннандревна (он ее припер к стенке с этой газетой и не отпускал, пока не расскажет всю историю), книги — это моя жизнь! Десять стеллажей, за всю жизнь собранное. Я преподаю персидский язык и литературу, и таджикским всю жизнь занимаюсь, и английским подрабатываю, и русскую литературу читаю физкультурникам — представьте, сколько тут книг нужно!»
Другим соседям он рассказывал короче, поскольку не знал их имен. Что она якобы раскаялась, эта сука, а ночью, когда он спал, взяла и стала душить его подушкой. Ну и милиция, и желтая пресса, семьдесят лет, а не восемьдесят, конечно, ей тридцать, да, но не пятьдесят же лет разницы, как они хотят это представить! И вот теперь, чтобы вы были в курсе, я увожу свои книги и переезжаю в другую квартиру. Которую ей подарил, между прочим. Так что не удивляйтесь, что меня больше не увидите. К детям, наверное, буду приходить, детей я люблю, но в основном вы меня не увидите.
В советские времена соседи встревожились бы, стали вникать в детали, клеймить позором, тогда всем до всего было дело, жалобы писали «куда следует», жалели, а теперь — кому какое дело, что там происходит за чужими дверьми. Главное, чтоб соседи пожар не устроили, музыку по ночам не включали, а там хоть передушите друг друга. Евгений Викторович этого не понимал. Он думал, что его хватятся, что надо предупредить.
— Сын, давай так: просто поужинаем вместе, без всяких тостов, тем более при посторонних, если ты своих этих позовешь. А я сейчас съезжу в магазин и куплю закуски.
— Папа, какие закуски, угомонись, Вера Семеновна все приготовит и подаст, а Вася уже съездил и на рынок, и в супермаркет.
Ну да, обслуга. Сын так привык. А Евгений Степаныч никак не может смириться с капитализмом. На одного Диму вон сколько людей батрачит, прямо как до революции.
— Ладно, — он смирился. — Иди. Но я все равно съезжу, прогуляюсь.
«Копейки» его родной уже нет. Когда он переехал к Диме, тот сказал, что этот позорный металлолом держать у себя не собирается. И купил отцу «шкоду». Самую простую машину, как тот и просил. Почему-то всех всегда удивляло, что у Евгения Викторовича есть машина. Ну в старье ходил, так и что ж, он ученый, а не прощелыга какой-нибудь, на четырех работах копейки зарабатывает. Теперь и вовсе осталась у него одна Академия наук. Ездит туда раз в неделю. С институтами пришлось расстаться. Нет, не хотелось обо всем этом думать в день юбилея, который, хоть признавай его, хоть нет, все равно итог. Евгений Викторович всегда с гордостью говорил про свою машину: «У меня классика», но главное, что это была своя машина, честно заработанная, а не с барского плеча, как сейчас, не дармовая.
— Только не вздумай в Москву ехать, знаю я тебя! — сын пригрозил пальцем.
Проза Азада Авликулова привлекает прежде всего страстной приверженностью к проблематике сегодняшнего дня. Журналист районной газеты, часто выступавший с критическими материалами, назначается директором совхоза. О том, какую перестройку он ведет в хозяйстве, о борьбе с приписками и очковтирательством, о тех, кто стал помогать ему, видя в деятельности нового директора пути подъема экономики и культуры совхоза — роман «Год змеи».Не менее актуальны роман «Ночь перед закатом» и две повести, вошедшие в книгу.
Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.
Молодого израильского историка Мемориальный комплекс Яд Вашем командирует в Польшу – сопровождать в качестве гида делегации чиновников, группы школьников, студентов, солдат в бывших лагерях смерти Аушвиц, Треблинка, Собибор, Майданек… Он тщательно готовил себя к этой работе. Знал, что главное для человека на его месте – не позволить ужасам прошлого вторгнуться в твою жизнь. Был уверен, что справится. Но переоценил свои силы… В этой книге Ишай Сарид бросает читателю вызов, предлагая задуматься над тем, чем мы обычно предпочитаем себя не тревожить.
Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.
В новую книгу Эдуарда Лимонова «Апология чукчей» вошли эссе и рассказы, написанные за последние пять лет. Диапазон повествования простирается от «тюрьмы» и «сумы» до светской жизни и романтических приключений с опасными женщинами. Вооруженное восстание в Средней Азии и война в Сербии, его женщины и его дети, самая яркая политическая партия в России и богемная жизнь в Нью-Йорке, Париже, Москве…
В новом романе «Завидное чувство Веры Стениной» рассказывается история женской дружбы-вражды. Вера, искусствовед, мать-одиночка, постоянно завидует своей подруге Юльке. Юльке же всегда везет, и она никому не завидует, а могла бы, ведь Вера обладает уникальным даром — по-особому чувствовать живопись: она разговаривает с портретами, ощущает аромат нарисованных цветов и слышит музыку, которую играют изображенные на картинах артисты…Роман многослоен: анатомия зависти, соединение западноевропейской традиции с русской ментальностью, легкий детективный акцент и — в полный голос — гимн искусству и красоте.
Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.
Марина Степнова — прозаик, переводчик с румынского. Ее роман «Хирург» (лонг-лист премии «НАЦИОНАЛЬНЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР») сравнивали с «Парфюмером» П. Зюскинда.Новый роман «Женщины Лазаря» — необычная семейная сага от начала века до наших дней. Это роман о большой ЛЮБВИ и большой НЕЛЮБВИ. Лазарь Линдт, гениальный ученый, «беззаконная комета в кругу расчисленных светил», — центр инфернальных личных историй трех незаурядных женщин. Бездетную Марусю, жену его старшего друга, смешной юноша полюбит совсем не сыновней любовью, но это останется его тайной.