Крокозябры - [14]
— Ну ты даешь, старика-то не жаль? Над своим вон как трясешься.
— Да его уже считай что не было. Вася заходит, дверь открыта, а старик стоит посреди комнаты и с кем-то яростно спорит. На Васю — ноль внимания. Вася замялся, начал было комнату обследовать, пока не допетрил, что старик разговаривает сам с собой. А Васю, который перед его носом, — в упор не видит. Говорит, даже думал отвалить потихоньку — но приказ есть приказ. Черт его знает, помешательство бывает и временным, а в юности он такой был, бля, правдоискатель, что ты! Даже отмотал пятерку, так что ну его на хрен. И такой смешной момент — старик орет благим матом: «Мое последнее слово? Слушай. Я отказываюсь от гражданства Российской Федерации, так что и судить меня не за что».
— И что?
— Ну и все. Он даже выстрела не почувствовал, сказал: «Я не ваш» — и рухнул замертво.
— А жена?
— Все спокойно. Она не в курсах, а про ту девку узнала — возненавидела до конца жизни. Примет версию следствия с большим облегчением.
— Дочь?
— Она в Америку летит, со свекрухой, с сыном, отрезанный ломоть, отца никогда не простит и сделает все, чтоб ее сын забыл русский язык как кошмарный сон.
— Домработница?
— Не о чем волноваться. Она верит только государству, как и большинство жителей нашей необъятной родины, — он захихикал. — Подписку о неразглашении в интересах следствия с нее, само собой, взяли.
— Ну а главное-то, договор?
— А что договор, один экземпляр лежит у него на столе, подписанный, все чин чином, мой у меня, твой тоже пока у меня.
— Слухай, братан, а про самоубийство ты не поторопился? Ты ж его живым оставил.
— Что я, дебил? Вася контролировал ситуацию, но все пошло по плану.
— Он вроде такой… задиристый, живучий.
— До поры до времени все такие. У них это, кстати, наследственное. Деда тоже кокнули в свое время. Когда я в досье этого типа копался, оказалось, у его деда тоже была вторая жена — в Иране, чуешь? Его туда заслали почву зондировать, а он на телке погорел. Может, просто не нужен стал, кто теперь разберет.
— Кому фирму-то продадим?
— Лев Семеныч давно мечтает.
— Ну, лады.
Вдруг буквы перед глазами Иванываныча сделались крокозябрами, вся-вся газета, кроме этого короткого объявления. Потом вместо них стало белое поле, и над объявлением, облачившимся в траурную рамку, появилась надпись крупными буквами: «Это ложь. Трепещите, убийцы и воры, расплата близка».
— Блядь, что за херня? Эй, братан, ты смотришь в комп?
— Херня, да-а-а. Неужто Джек-потрошитель? Мы ж его с потрохами…
— «Мы» — это не мы, а ты, твой участок работы! Моя часть — без сучка без задоринки.
— Блядь, наебал малой! Не удивлюсь, если он все это говно мечет уже из какой-нибудь Эстонии.
— Ну ты придурок. Как же ты его отпустил? «Наш, наш» — вот те и наш. Твоя доля в «Утилитах» аннулируется, братан. Сам кумекай, так дела не делаются. Блин, у меня вообще все пропало, синий экран. Ну вот и скайп вырубился. Перезагрузка, ждем.
Раздался звонок по спецсвязи, не суливший ничего хорошего. Патрон даже не кричал, а вопил:
— У меня на всех мониторах написано знаешь что? — У Иванываныча как раз перезагрузился компьютер.
— «Есть Божий Суд, наперсники разврата! До скорой встречи. Незовибатько», — прочел он вслух со своего монитора.
— Вот именно.
— Но он же мертв, — дрожащим голосом пропищал Иванываныч.
— Вот именно, дурень.
2011
Два алфавита
У меня проблема: телефонная книга формата in octavio, или, как стали говорить под воздействием ксерокса, А5, состарилась. Знаю, знаю, что нельзя говорить «ксерокс», что это название фирмы, но другого слова нет. Тут уж и я вам возражу: я ведь знаю наперед все, что вы скажете. Как у Булгакова, когда Мастер выносит суждение о стихах Ивана Бездомного: «Вы же их не читали». — «Зато я читал другие». Так что хотя конкретно с вами я прежде не разговаривала — с другими есть опыт, все произносят вслух одно и то же. Вы собирались проворчать: «только у нас такое возможно, во всем бардак, даже в языке». Тут-то я вам и возражаю: нет, не только у нас, во французском слово «помойка» — poubelle — это имя мэра, который придумал урны для мусора. А «холодильник» во Франции так и остался названием фирмы, первой прокравшейся на рынок: Frigidaire.
Да и что мы тут пиарим «Ксерокс» и заодно идиотскую реформу русского языка! Мне все равно, откуда слово взялось, живет — пусть живет, у меня свои проблемы — с буквами, с алфавитом, с народом. Вы специалист по переписи населения, вас-то мне и не хватало. Книжица моя, сами видите — дышит на ладан: листочки вылетают как зубы, старческие пятна ширятся — не разберешь, что под ними было. Зачеркивания, вписывания, чернильные разводы, как капиллярные сетки, со своей стороны наползают на эту некогда белоснежную бумагу. Как аккуратно я писала, когда книжка была совсем свежей: буковка к буковке, циферка к циферке — боялась испортить красоту, хоть и не картина. Все так: начинают нежно, боязливо, добросовестно. Сделают ремонт — всякое пятнышко вытирают, по местам расставляют, любуются. А приживешься, подзагадишь — и трава не расти. Так и с книжками, поначалу всё напишешь по системе: здесь фамилия, здесь — телефон, внизу, если надо, адрес. А потом — и сбоку, и наискось, и красным, и черным, и кто-то сам себя впишет, как курица лапой.
Карта Франции выглядит как распластанная шкура животного, шестиугольник. В этой книге представлен далеко не весь шестиугольник и не все его грани, но автор надеется, что читатель откроет для себя много увлекательного.
О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…
Этот сборник рассказов понравится тем, кто развлекает себя в дороге, придумывая истории про случайных попутчиков. Здесь эти истории записаны аккуратно и тщательно. Но кажется, герои к такой документалистике не были готовы — никто не успел припрятать свои странности и выглядеть солидно и понятно. Фрагменты жизни совершенно разных людей мелькают как населенные пункты за окном. Может быть, на одной из станций вы увидите и себя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».
Алиса Ганиева – молодой, но уже очень известный прозаик и эссеист. Её первая повесть «Салам тебе, Далгат!» удостоилась премии «Дебют», а роман «Праздничная гора», рассказ «Шайтаны» и очерки из дагестанской жизни покорили читателей сочностью описаний и экзотическими подробностями.Молодые герои, ровесники автора, хотят жить и любить свободно. Но знаменитый вольный дух Кавказа ограничивают новомодные религиозные веяния, а быт наполнился раздражающими «западными» условностями.Чувства персонажей подвергаются самым неожиданным испытаниям…
В новом романе «Завидное чувство Веры Стениной» рассказывается история женской дружбы-вражды. Вера, искусствовед, мать-одиночка, постоянно завидует своей подруге Юльке. Юльке же всегда везет, и она никому не завидует, а могла бы, ведь Вера обладает уникальным даром — по-особому чувствовать живопись: она разговаривает с портретами, ощущает аромат нарисованных цветов и слышит музыку, которую играют изображенные на картинах артисты…Роман многослоен: анатомия зависти, соединение западноевропейской традиции с русской ментальностью, легкий детективный акцент и — в полный голос — гимн искусству и красоте.
Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.
Марина Степнова — прозаик, переводчик с румынского. Ее роман «Хирург» (лонг-лист премии «НАЦИОНАЛЬНЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР») сравнивали с «Парфюмером» П. Зюскинда.Новый роман «Женщины Лазаря» — необычная семейная сага от начала века до наших дней. Это роман о большой ЛЮБВИ и большой НЕЛЮБВИ. Лазарь Линдт, гениальный ученый, «беззаконная комета в кругу расчисленных светил», — центр инфернальных личных историй трех незаурядных женщин. Бездетную Марусю, жену его старшего друга, смешной юноша полюбит совсем не сыновней любовью, но это останется его тайной.