Крокодилия - [9]

7

Мы с моим Билли Кроу пошли в зоопарк. Он хотел посмотреть крокодилов. Билли был в пиджаке из змеиной кожи, украшенном снизу доверху тысячами заклепок. Пиджак казался тяжелым и неудобным, но на широких плечах Билли он сидел превосходно. Пять колец блестели в одном его ухе, семь в другом. Синий изгиб волос молнией пересекал голову, и Билли, словно улитка, оставлял за собой след из чистого секса.

Величайшим наслаждением для меня было просто наблюдать за ним. Его манера ходить, то, как руки его постоянно гладили живот и грудь, задирая белую майку, так, что я мог видеть горящие отсветы его мускулистого тела и коричневые соски. Меня раздражало, что другие люди тоже смотрят на него. Он был моим. Я мечтал запереть его где-нибудь, чтобы он существовал только для меня, дышал для меня, чтобы у него стоял член только для меня, чтобы он кончал только для меня.

Билли восторгался крокодилами.

— Они живут сотни лет, — рассказывал он.

— Вот как? — Я подошел к нему как можно ближе. Он обнял меня, и у меня немедленно встал.

— Ты только подумай. Мы живем и умираем, а они все время здесь. Смотрят. Неуязвимые в своих шкурах.

Я потерся членом о его ногу, и Билли улыбнулся.

— Знаю. На меня крокодилы тоже так действуют. С чего бы это? Может быть, оттого, что я чувствую себя таким незначительным рядом с ними. Понимаешь, насколько ничтожна наша жизнь по сравнению с их жизнью? Мне кажется, что секс — всего лишь способ запугать смерть.

Мы пошли за мороженым. Билли купил открытку с крокодилом и теперь любовался ею. Он погрузился в свой населенный рептилиями рай, в котором мне не было места. Я был обижен и разозлен. Но ему было не до меня. Если бы внезапно раздался шум, он бы посмотрел куда угодно, только не в мою сторону. Он был погружен в свои фантазии, все остальное его не волновало.

— Пойдем домой, — предложил я.

— Конечно. — Он положил фотографию в карман. — Если хочешь. Ты устал?

— Немножко.

— Конечно, пойдем.

По дороге Билли рассказывал:

— Были бы у меня деньги, я бы поехал туда, где живут крокодилы. Думаю, я бы запросто стал одним из них. Вот было бы шикарно. Я бы отрастил хвост и плавал, как бревно. Это был бы настоящий рай. Ты не думаешь?

— Наверное, — сказал я, хотя на самом деле не был согласен.

— Быть абсолютно одним. Неуязвимым в своей шкуре, как в броне. Никого не хотеть. Чтобы никто в тебе не нуждался. От любви я становлюсь таким слабым. Она разрушает. Быть одному. Никем не увлекаться, только самим собою. Интересоваться только своей жизнью и ничем больше. Вот в чем мощь крокодила.

Когда мы вернулись к нему, я поставил чай. Чайник, чай "Эрл Грей", две чашки и блюдца — все это я подарил ему.

Билли прикрепил к стене открытку с крокодилом.

— Прекрасно.

Когда я готовил чай, я заметил в одном из ящиков фотографию. Маленький, черно-белый, слегка смазанный снимок. Один из тех, что делают фотоавтоматы. Мальчик в клетчатой рубашке, лет шестнадцати-семнадцати.

Я взял фотографию.

— Кто это?

Молчание.

Я вернулся в комнату.

Билли стоял перед открыткой с крокодилом, потирал член под штанами и что-то бормотал себе под нос.

— Билли! — позвал я.

— Да, что такое, Доминик?

— Кто это?

Я показал фотографию.

Он смутился на секунду.

— О, это… это Дейв. Я тебе о нем рассказывал.

— Нет, ты не говорил.

— Конечно, говорил. Парень, с которым я здесь жил. Дейв. Мой последний любовник. Парень, с которым я жил, пока не открыл настоящей любви с тобой. А теперь тащи сюда чайник. Страшно хочу пить.

— Я хочу про него знать, Билли.

— Про кого, Дом? — Что-то дрогнуло в его взгляде.

— Про Дэвида. Расскажи мне о нем.

Он подошел и крепко поцеловал меня в губы.

— Ревнует. Мой маленький Доминик ревнует. — Смятение в его взгляде стало сильнее, словно он что-то обдумывал.

Я чуть не расплакался. Слезы подступили совершенно внезапно. Я чувствовал себя жалким и одиноким.

— Не говори так. Не смей так говорить, — я хотел сбросить его руку, но на самом деле наслаждался его объятьями. — Ты говоришь, будто не понимаешь, почему я должен ревновать. А что бы ты сам чувствовал, если бы у меня был кто-то другой?

Он улыбнулся.

— О да, я бы ревновал еще больше.

— Врешь. Тебе было бы совершенно все равно.

— Я не хочу ссориться, Дом. Не люблю сцены. Давай-ка, будь хорошим мальчиком, сделай чай, приходи сюда, и мы поболтаем.

Я пошел за чайником. Когда я вернулся, Билли набрасывал углем на стене силуэт крокодила.

— А печенья не осталось?

— Нет, — ответил я обиженно.

— Знаешь, что я сделаю? Я нарисую маленьких крокодилов по всему дому. Это будет как Сикстинская капелла, посвященная моим любимым тварям. Что скажешь?

— По-моему, звучит нелепо.

— Может быть, я смогу даже раскрасить их. Маслом. Чтобы они оставались подольше. Как фреска.

— А если дом снесут?

— Ну тогда они исчезнут. Мне все равно. Я их сфотографирую. Так что я всегда буду их помнить. Что с тобой опять такое?

— Эта фотография. — Я поднял ее. — Фотография Дэвида. Я ее заберу. Теперь она моя. — Я положил ее в карман. — Я украду кусочек твоей памяти.

Он сел рядом со мной на стол. Глотнул чая, помолчал немного. — Я не могу рассказать тебе о Дэвиде. Это больная тема. Да и неловко рассказывать. Я тебе всё напишу. Буду посылать тебе письма, ладно?