Кризис воображения - [148]

А всегда мы были враги.

Не забыть мне эту беседу,

В передней его шаги.

Я спросила: «Хотите чаю?»

Промолчав, он сказал: «Хочу».

Отчего, я сама не знаю,

По ночам я криком кричу.

Уходя шепнул: «До свиданья».

Я стала еще светлей.

А над садом неслось рыданье

Отлетающих журавлей.

ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ * * *

Я солью Аттики натер свои колени, —

Что для девицы — соль, то для матроны — мед —

В глуши Акрополя еще мелькают тени:

Се — марафонский бег, — Валькирии полет!

* * *

Не Клитемнестра, нет, быть может, Навзикая —

Вы перепутались, святые имена! —

Нам вынесет воды. А только та, другая —

Совсем не женщина, и кажется, пьяна.

ПРИМЕЧАНИЯ

Настоящее издание преследует цель собрать наиболее ценные работы — статьи, эссе, рецензии — из литературного наследия Константина Васильевича Мочульского. Поскольку наиболее яркой особенностью этого критика и исследователя литературы было его стремление «подобрать ключик» к писателю или литературному явлению (для каждого — свой и неповторимый) и его умение дать точный портрет творчества выбранного им автора, то и в композиции данной книги составитель выделил такого рода работы в гот отдел, который открывает книгу. Вместе с тем, сюда пришлось — ввиду их немногочисленности — включить и статьи чисто аналитического или историко–литературного характера: «Поэтическое творчество Л. Ахматовой», «Положительно прекрасный человек у Достоевского» и «Александр Добролюбов». Все, что не попало в этот раздел, оказалось во втором разделе или в приложениях. При этом, сознавая всю зыбкость той границы, которую можно провести между собственно эссеистикон Мочульского и его литературной критикой, составитель позволил себе включить в первый отдел статью о книге Бунина «Последнее свидание» (книга здесь послужила лишь поводом для того, чтобы высказаться обо всем творчестве писателя). Вместе с гем статья «Мужичьи ясли» о творчестве Сергея Есенина попала в отдел критики потому, что Мочульскому, явно тяготевшему к «петербургской», а не «московской» поэтике, в этом случае не удалось дать цельного портрета творчества поэта.

Неточности цитирования, нередкие у Мочульского, не оговариваются.

1. Статьи, эссе, портреты

Россия в стихах (I. Пушкин — Лермонтов — Кольцов. 2. Некрасов — Хомяков — Тютчев. Вл. Соловьев — Блок).

Впервые: «Звено», № 24, 25, 27 от 16 и 23 июля и 6 августа 1923 г. В этой работе были затронуты многие темы, к которым Мочульский возвращался и после, в других статьях (см., например: Н. А. Некрасов) и книгах (Вл. Соловьев. Жизнь и учение. Париж: YMCA PRESS, 1936; Александр Блок. Париж: YMCA PRESS, 1948).

Возрождение Пушкина

Впервые: «Звено», № 72 от 16 июня 1924 г.

Настоящая статья была написана к 125–летию со дня рождения Пушкина. Она непосредственно связана с темой «неоклассицизма» в русской поэзии, которой Мочульский посвятил множество работ начала 20–х годов (см. в настоящем издании статьи о творчестве Ахматовой, Гумилева, Ходасевича, Мандельштама, Кузмина, а такжке — «Новые сборники стихов», «О классицизме в современной русской поэзии», «Новый Петроградский цех поэтов»). Вместе с тем пушкинская тема была затронута и в других работах. Из них выделяется заметка «Новое о Пушкине» (Звено, № 52, от 28 января 1924), подписанная инициалами «К. В.» — отклик Мочульского на работу о Пушкине Д. Святополка–Мирского, отдельные положения которой была учтены им в настоящей статье. Ниже заметка приводится полностью:

«В «Slavonic Review» (Том второй, 1923 год) напечатана статья кн. Д. Святополка–Мирского о Пушкине. На нескольких страницах в сжатой и популярной форме рассказать английскому читателю о Пушкине, объяснить ему что та кое Пушкин — задача исключительная по трудности и ответственности. Это «essay» написано блестяще, оно поучительно и для самого искушенного пушкиниста. Характеристика пушкинского творчества связывается автором с пересмотром всего «вопроса». Лже–Пушкин, сфабрикованный Белинским и приспособленный к идейному подходу интеллигенции, решительно отстраняется; уничтожается легенда о «великом представителе русского духа», «певце чувств добрых». Другая установка, иной подход — и перед нами новое — живое лицо поэта.

Почему, спрашивает Святополк–Мирский, англичане преклоняются перед Толстым и Достоевским, любят Тургенева и Чехова и совершенно не знают Пушкина? Почему в * Пушкине не находят онн ничего «специфически–русского», никакой экзотики и психоанализа? Как совместить это мнение иностранцев с высокой оценкой соотечественников? Действительно ли Пушкин величайший русский гений? Пытаясь ответить на этот вопрос, автор устанавливает полную противоположность пушкинского творчества духу русской интеллигенции. Объясняется это тем, что Пушкин принадлежит другой России, другой эпохе и другой культуре. Разрыв традиции в русской жизни произошел в последние годы жизни Пушкина. Россия, связанная с Европой победами Петра Великого, перепиской Екатерины с Вольтером и вступлением Александра Первого в Париж, погибла в бунте декабристов. С тридцатых годов начинается новая эпоха, чуждая и враждебная старой. Пушкин — последний расцвет русского «классического» периода.