Кризис социал-демократии - [11]

Но если лозунг, данный фракцией рейхстага 4-го августа, правилен, тогда этим вынесено осуждение рабочему Интернационалу не только в вопросе об этой войне, но и вообще. Впервые с самого начала Существования современного рабочего движения открылась пропасть между заповедями интернациональной солидарности и интересами свободы и национального существования народов; впервые мы стоим перед открытием, что свобода и независимость народов властно требуют, чтобы пролетарии различных наций убивали и уничтожали друг друга. До сих пор мы жили в убеждении, что интересы наций и классовые интересы пролетариев гармонически соединяются, что они тождественны, что их невозможно привести в противоречие друг с другом. Это было основой нашей теории и практики, душой нашей агитации в народных массах. Неужели мы впали в этом кардинальном пункте нашего мировоззрения в громадную ошибку? Мы стоим перед вопросом существования международного социализма.

Мировая война не первое испытание наших международных принципов. Первое испытание постигло нашу партию 45 лет тому назад. Тогда 21 июля 1870 г.

Вильгельм Либкнехт и Август Бебель сделали в Северо-немецком рейхстаге следующие историческое заявление:

"Современная война-война династическая, предпринимаемая в интересах династии Бонапарта, так же, как война 1866 г., велась в интересах династии Гогенцоллернов. Требуемые для ведения войны денежные средства мы не можем вотировать, так как это было бы вотумом доверия прусскому правительству, которое, благодаря своему поведению в 1866 году, подготовило эту войну.

Одновременно мы не можем и отказать в требуемых денежных средствах, так как это могло бы быть истолковано, как согласие с позорной и преступной политикой Бонапарта.

Как принципиальные противники всякой династической войны, как социалисты-республиканцы и члены международного общества рабочих, которое без различия национальности борется со всеми эксплуататорами и стремится объединить в большой братский союз всех угнетенных, мы не можем ни прямо, ни косвенно высказываться за настоящую войну, и потому мы воздерживаемся от голосования, высказывая одновременно уверенность, что народы Европы, наученные настоящими несчастными обстоятельствами, употребят все усилия, чтобы завоевать себе право на самоопределение и устранить существующее господство классов и сабель, как причину всех государственных и общественных несчастий".

Этим заявлением представители немецкого пролетариата поставили его дело ясно и недвусмысленно под знак Интернационала, и отказались признать за войной против Франции характер национальной освободительной войны. Известно, что в воспоминаниях о своей жизни Бебель говорит, что он голосовал бы против военных кредитов, если бы он при голосовании знал то, что стало известно в ближайшие годы.

Таким образом, в той войне, которую вся буржуазная общественность и громадное большинство народа считало тогда, под влиянием работы Бисмарка, "обусловленной жизненными национальными интересами Германии", вожди социал-демократии заняли следующую позицию: жизненные интересы нации и классовые интересы пролетариата тождественны и направлены против войны. Только теперешняя мировая война, только заявление социал-демократической фракции от 4-го августа 1914 года впервые открыли ужасную дилемму: здесь свобода — там международный социализм.

Однако, основной факт заявления нашей парламентской фракции, основное изменение направления пролетарской политики было, во всяком случае, внезапным откровением. Оно было просто эхом, отголоском на тронную речь и речь канцлера от 4-го августа. "Нас влечет не стремление к завоеваниям,"-говорилось в тронной речи — "нас одушевляет непреклонная воля сохранить для себя и для будущих поколений данное нам богом место. Из предоставленных вам печатных материалов, вы увидите, как мое правительство, и прежде всего мой канцлер, старались избежать крайности до самой последней минуты. Вынужденные к самозащите с чистой совестью и чистым сердцем мы беремся за меч". А Бетман-Гольвег объявил: "Милостивые государи, мы теперь ведем личную оборону. А в нужде не бывает выбора. Кто находится в такой опасности и борется за свое святое-святых, тот должен думать лишь о том, как бы продержаться. Мы боремся за плоды нашей мирной работы, за наследие великого прошлого и за наше будущее". Таково как раз и содержание социал-демократической декларации: 1) мы все сделали для сохранения мира, война навязана нам другими, 2) так как война уже началась — то мы должны защищаться, 3) в этой войне для немецкого народа все поставлено на карту. Декларация нашей парламентской фракции есть только несколько иная стилизация правительственной декларации. Как первая ссылается на дипломатические старания Бетман-Гольвега и телеграмму кайзера, так фракция ссылается на мирные демонстрации социал-демократии перед началом войны. Как тронная речь далеко отстраняет от себя стремления к завоеваниям, так фракция отклоняет завоевательную войну, ссылаясь на социализм. И когда кайзер и канцлер восклицают: "Мы боремся за наше святое-святых! Я не знаю никаких партий, я знаю только немцев", — эхо социал-демократической декларации отвечает: "Для нашего народа все поставлено на карту. В минуту опасности мы не оставим под ударами наше отечество". Социал-демократическая декларация отличается от своего правительственного образца лишь в одном пункте: главной причиной своего отношения к русскому деспотизму она выставляет опасность для свободы Германии. В тронной речи по отношению к России выражается сожаление: "С тяжелым сердцем я должен был мобилизовать свою армию против соседа, с которым она так часто билась вместе на одном поле сражения. С глубоким прискорбием вижу я разбитой дружбу, так верно хранимую Германией". Социал-демократическая фракция перефразирует мучительный разрыв верно хранимой дружбы с русским царизмом в фанфаронаду освобождения от деспотизма; и в том единственном пункте, где она проявляет самостоятельность по отношению к правительственной декларации, она использует революционные преимущества социализма, чтобы облагородить, демократизировать войну, придать ей национальное величие.