Кризис на Вулкане - [13]

Спок прочитал сертификат. Сарек наверняка упорно потрудился, чтобы убедить администрацию Научной Академии Вулкана допустить его: семинар был для студентов второкурсников.

– Спасибо, отец, – сказал он.

Сарек кивнул.

– Пожалуйста. Спок, помни, что на нашем языке слова наука и философия происходят от одного корня. Обе дисциплины должны быть чистыми, логичными, и свободными от эмоций. Это твой шанс восполнить пробел. Сделай это как можно лучше.

– Сделаю, отец, – сказал Спок, надеясь что Сарек не сможет обнаружить сомнение, которое начало расти в нем наподобие одного из растений Аманды. Возможно это началось с крошечного семения, но лоза стала сильнее. Спок чувствовал это внутри как давление на его сердце, как боль, которая предупреждала его об грядущих неприятностях.

Глава 6

Вулканская Научная Академия, подумал Спок, была возможно самым рационально спроектированным учебным заведением на всей планете. Сложный комплекс сверкающих серебристых и белых куполов и шпилей обладал такой же логической элегантностью, как и замысловатое упражнение по трехмерной геометрии. Симметрия и функциональность, математическая точность и строгая логика диктовали повороты и изгибы зданий. Все внутренние комнаты получали естественный свет, что экономило энергию и обеспечивало достаточно освещения для для их простых функций.

Логика диктовала взаимосвязь между комнатами и зданиями. Снаружи галереи и переходы никогда не следовали озадачивающими случайными курсами, а естественно и логично вели от одного места к другому. В вулканской академии всегда было известно, где находишься. К тому же в Академии легкость и гармоничность сочеталась с рукотворными парками в округе. Лужайки состояли не из травы, а из голубовато-зеленых вулканских растений, которые давали тот же самый эффект. Хотя их не требовалось стричь, лужайки были ровными, однородными, идеальными квадратами, прямоугольниками, кругами и трапециями. Вулканские деревья, некоторые из которых по биологической классификации фактически были гигантскими травами, подставляли небу безупречно сферические кроны. На Земле такое совершенство было бы результатом нежного внимания и многих часов заботливой стрижки. Здесь деревья выращивали столетиями так, чтобы добиться желаемого вида. Ножницы их никогда не касались.

Спок миновал симметричную группу из пяти деревьев. Перед ним дорожка огибала круглый фонтан – роскошь на природно засушливой планете. Водные струи принимали различные геометрические формы: конусы, параболы, гиперболы. Тихий плеск был почти музыкальным и вызывал удивительно успокаивающее ощущение. По правде говоря, думал Спок, я должен был принять все это как само собой разумеещееся и приятное. И все же… И все же.

Вздохнув, Спок повернул налево у фонтана и вошел в одно из одноэтажных студенческих общежитий. Хотя все они были идентичны по форме и размеру, ниодно из них не имело ни названия, ни метки. Так же как не нумеровались внутри комнаты. Ведь вулканцы замечали более тонкие различия в отличающихся оттенках цвета, ориентации коридоров, что служило даже лучше, чем надписи и номера, неуклюже приделанные к двери.

Одна из этих ничем не отмеченных дверей ощутила приближение Спока, и беззвучно открылась. Он вошел в прохладную темную комнату отдыха, которую делил с Сироком, своим дальним кузеном. Сирока нигде не было видно. Поскольку дверь его личной комнаты была закрыта, Спок пришел к выводу, что его старший кузен находится в своей комнате, вероятно занимается или медитирует. И то и другое было равновероятно.

Спок направился в свою личную комнату. Она была строгой, простой и неукрашенной: простая кровать без изоляционного покрытия (с совершенным температурным контролем покрывала и одеяла были нелогичны), стол с глянцевым треугольным компьютерным паддом, и – единственный штрих индивидуальности – изящная изогнутая вулканская арфа. Он прикоснулся к струнам, извлекая не музыку, а скорее тихий, спокойный, вибрирующий, мерцающий звук, который одновременно был притягательным и немного – хотя это было эмоциональным словом – грустным.

Спок сел на кровать, и задумался о последних нескольких днях. Зная что Сарек не одобрил его реакцию на происшествие на «Энтерпрайзе», Спок отправился в Научную Академию с твердым намерением доставить удовольствие отцу. Он приступил к занятиям в Академии, решив делать все в соответствии с пожеланиями своего отца. И все же… И все же первая встреча с кузеном показала ему, что это будет нелегко.

– Чтож, Спок, – сказал его родственник Сирок со сдержанностью и серьезностью двадцатилетнего, разговаривающего с кем-то на пару лет моложе его, – я все знаю о вашем происхождении. И должен вам сказать, что учителя здесь настроены очень скептически в отношении ваших способностей.

Спок наклонил голову и выгнул бровь.

– В самом деле? – Его голос не выражал никакого расстройства, только вежливый интерес. – Не вижу логики.

– Разве это не понятно? – спросил Сирок. – Ваша мать человек, член печально известной эмоциональной расы. Академия требует постоянного, полного контроля над эмоциями. Ваша биологическая наследственность делает достижение такого контроля проблематичным. Поэтому, из-за того что вы будете перегружены тяжелой работой по поддержанию эмоционального баланса равно как и изучения самых серьезных научных курсов в галактике, ваши преподаватели ожидают, что вы потерпите неудачу.