Критский бык - [127]

И вот в один прелестный полдень (я как раз загорала на пляжах Крита) Ирина Алексеевна Корсакова явилась в контору к Владиславу Илларионовичу Кобрину, вице-компаньону и душеприказчику, и подписала с лёгким сердцем отказ от своих прав наследователя любого имущества Константина Ивановича Рыбалова, в чём бы оно ни заключалось. В отказной бумаге был предусмотрен пункт, гласивший, в пользу кого или чего Ирочка отказывается. Этот раздел сочинил и включил В.И. Кобрин в неких туманных перспективах. По легкомыслию Ирочка отказалась в пользу пробела, зияющего чистого места на официальной бумаге, ей было безразлично, она позволила вписать туда, кого Слава захочет.

Как я поняла, Владислав Илларионович Кобрин наметил в дополнительные сонаследники Нину и Даречку Уланских. Во-первых, для того, чтобы спорное наследство шло в одном куске, а во-вторых, потому что с крахом фирмы они ничем не рисковали, кроме того же наследства. Семейство Уланских не попользовалось ни единой копейкой из денежных масс, принадлежащих Косте при жизни, следовательно не могло нести финансовой ответственности ни за что, кроме данного наследства. Уф… (Хотя отчего-то эти тонкости и ухищрения у меня в голове худо-бедно укладывались, странно всё же у людей устроены мыслительные аппараты!)

Однако прямо вписать в отказную бумагу Нину или Даречку Слава Кобрин не спешил, он догадывался, что милой Ирочке это может не понравиться до такой степени, что создаст дополнительные затруднения. Поэтому в пару к отказной бумаге с пробелом Владислав Илларионович соорудил вторую ведомость, также с чистым местом. В соответствии с ней любое физическое или юридическое лицо могло принимать часть наследства после отказа Ирочки. Данные тонкости и ухищрения шли по тонкому краю легальности и имели законную силу вплоть для судебного разбирательства, для вступления документов в силу стоило проставить имя принимателя или получателя.

Вот я и проставила своё собственное. Когда подписывала из рук Владислава Илларионовича несколько бумаг в присутствии кворума свидетелей. Блеск бриллиантов и изумрудов затмил глаза, и я оказалась сонаследницей, сама не знаю как. Скорее всего, хитроумные мужи Слава Кобрин и Паша Криворучко замыслили не столько подставить дурочку под наследство, сколько обеспечить её материальную заинтересованность. Один из них догадался, что я подошла близко к недостаче, и решил подстраховать порядочность дамы экономическим стимулом. При этом никто ничего не терял, а приобреталось немало.

Когда я раскусила хироумный гамбит, стало отчасти легче. Хоть за дурочку меня держали, однако не за клиническую. И не столь важно, что ошибались, об этом знаю я одна, пускай остаётся секретом на единственную персону. Однако упомянутые легальные ухищрения – всего лишь присказка к дальнейшей феерической сказке казусов, к веночку или букету чего пожелаете. Так сказать, первые цветочки, усеявшие дорогу роз, по которой я невольно следовала, смеясь и надрывно кашляя. Скромненький цветочек я принесла сама, когда летним погожим днем отправилась в контору Владислава Илларионовича Кобрина на Чистых прудах и доставила в офис помойную сумку тёти Сани. Заодно пояснила, как это попало мне в руки, и зачем я несу наследникам Кости Рыбалова означенную ветошь. По просьбе дедовой соседки Люды Мизинцевой и для порядка, пускай тётя Саня является им, если у неё возникнет желание.

Если В.Кобрин подумал о клинике, то виду не подал, напротив, принял опустевший сундук мертвеца и выдал бумагу о получении имущества покойного А.Гончарика. Завещание деда было получено чуть раньше, Людмила Мизинцева прислала адрес нотариуса, как обещала. Затем, в последующие недели призрак клиники стал регулярно являться и мне.

Пока я сидела, наглухо запершись в квартире, правила очередные опусы, бранилась с Валькой из-за десятков деревянных тысяч и кашляла без конца, ко мне стал регулярно наведываться в гости сам Владислав Илларионович со все более невероятными сведениями и предложениями. В первый раз Слава Кобрин посетил клиентку экспромтом, принёс букет осенних чайных роз, не повел ни ухом ни глазом, обнаруживши полный развал в квартире, только пообещал прислать медсестру, она же уборщица, поскольку безбожно оставлять даму в таком беспомощном состоянии. Затем он позволил себе сбегать в ближний супермаркет, откуда принес банку чая Earl Grey и огромный торт, который я потом жевала четыре дня подряд. Короче, Владислав Илларионович Кобрин произвёл благотворительные действа сначала, а потом изложил цель визита.

За чаем Владислав Илларионович изъяснил, что завещание деда Гончарика внесло коррективы в распределение наследства. А именно, исключив Нину и Даречку Уланских из наследователей своего имущества, дед невольно сделал меня единственной наследницей. Так получалось по всем законам, никуда от них не денешься. Если бы Ирина Корсакова не отказалась прежде времени, то вытекающими правами пользовалась бы она, теперь на опустевшем месте оказалась я.

Для первого раза Владислав Илларинович, выступая в роли душеприказчика, объявил, что дедова квартира и имущество, найденное в ней, по закону принадлежат мне. Надо лишь оплатить налог, довольно большой, поскольку я наследница не первой, не второй, а Бог знает какой очереди. Однако это вполне поправимо, поскольку наряду с кошмарной кучей хлама в жилище Гончариков обнаружилась неплохая сумма в валюте. Надо понимать, что Костя не забывал стариков, а они не пользовались. Деньги частично пойдут на налоги и оплату труда душеприказчика, остаток он надеется передать мне в обозримое время и будет ждать распоряжений, как поступить с квартирой деда и всем прочим, пока я могу подумать.