Критика демократии - [93]

Действительно, ходячий революционный оттенок, с которым прогресс явился на свет, не оставался без влияния и на научную мысль, особенно у второстепенных деятелей. Однако в общей сложности работа научной мысли XIX века совершенно оставила за бортом идею прогресса. Если это слово и употребляется для выражения действительных сторон явлений, то, во всяком случае, в смысле, не имеющем ничего общего с идеей счастья, довольства, свободы и менее всего с идеей общего равенства и одинаковости. В научном смысле “прогресс” обнаруживает или прямо противоположные явления дифференциации, усложнения и расслоения, или явления приспособления к среде, или, наконец, просто обозначает всякое поступательное движение, хотя бы и самое бедственное. Так, медицина говорит о прогрессивном параличе и т. п. Вообще, во всем, что в понятии прогресса остается достоянием науки, она открывает только различные явления эволюции и этим отнимает всякую тень своей санкции у революционных мечтаний, которыми прогресс покоряет сердца массы.

XI

В самом деле, изучение явлений эволюции устанавливает как факт научный развитие, движение вперед, прогресс, если угодно, но чего? Именно данного типа, данной комбинации сил, и только. Тут, как представляет себе Фулье [10] жизнь организмов, в основе, источником движущей силы является некоторое вихреобразное движение, которое и завязывает процесс развития в известном данном направлении, с тем характером, какой обусловлен первоначальным толчком, и с той продолжительностью, возможность которой определена первоначальным количеством силы. Творческое развитие вдет, таким образом, только из самого себя. Ничего, кроме выводов из данного типа как органической посылки, закон эволюции не только не обещает, но даже не допускает, ибо показывает, что сначала идет развитие основных сил, характеризующих данный тип, а затем, когда оно прекращается, наступает не какая-нибудь “революция”, а просто разложение, за которым следует опять не “революция”, а смерть. Конечно, в разложившемся процессе потом появляются новые очаги зажигающейся жизни, которая порождает новые процессы эволюции. Но и в этих новых очагах все-таки никакой “революции” нет, потому что в них лишь заново, в деятельном состоянии, возрождаются совершенно те же силы, какие действовали в отжившем. Вообще, идея эволюции никакого места “революции” не дает. Напрасно мечтатели “будущего строя” будут справляться с историей. Чем яснее они в ней укажут нам прогресс человеческих обществ, тем более подрывают они возможность всяких чаяний революции. Прогресс они укажут только в форме эволюции, в известном типе, на известных основах, но чем яснее мы увидим эти основы в прошлом, тем нелепее будет мысль, будто бы мы не встретим их в будущем. Если бы мы поверили в силу революции уничтожить их, мы должны будем заключить не то, что наступит “будущий строй”, а то, что наступает разложение человечества.

Мечты “будущего строя” остались и продолжают жить в умах. Продолжают раздаваться революционные пророчества. Держится и нерассуждающая вера в “прогресс”. Но во всяком случае как было в XVIII веке, так останется и в конце XIX, эта идея революционного прогресса не имеет никакой разумной ценности, никакого научного достоинства. Она бессильна связать прошлое человечества с фантастическим якобы “будущим” его строем. Попытка связать утопию и действительность под одним названием прогресса оказалась неудачной. Утопия продолжает развиваться в умах. Продолжает развиваться и научное понимание социальной жизни. Но чем больше они развиваются, тем дальше расходятся. То, что научное наблюдение показывает нам как необходимое условие существования и развития социальной жизни, заставляет только улыбаться, слушая обещания популярного “прогресса” относительно общего счастья, свободы и равенства в “будущем” строе.

Эта идея “прогресса”, которой человек старается прикрыть свои невозможные требования от земной жизни, так слаба, так противоречит нашему опыту, рассуждению, короче, составляет такой очевидный самообман, что этим приобретает даже своеобразную поучительность. Нельзя не сказать: стало быть, сильны в душе человека какие-то другие, не земного происхождения, силы, если он идет скорее на допущение какой угодно нелепости, нежели на отказ от них. Это, однако, уже другой вопрос. Во всяком случае, идея прогресса в том смысле, какой она получила в нашу эпоху, то есть идея достижения сразу или постепенно общественного строя, отрешенного от его исторических основ и дающего для личности среду, способную удовлетворить ее стремления к свободе и счастью, — это идея безусловно нелепая. Стремление воздействовать на общество в направлении этого прогресса только вредно, потому что с ним мы можем лишь разрушать действительность, то есть подрывать способность социальной среды давать нам даже и то, на что она по природе своей годится.

XII

Но и консерватизм, который был бы прав как отрицание этого бесплодного революционного прогресса, заслуживает не меньших упреков, когда ограничивается одним этим отрицанием и не видит пред обществом положительной работы, движения вперед, то есть тоже прогресса, но только в эволюционном смысле. Жизнь действительная не знает революции как творческого начала. Но она также не знает ни неподвижности, ни движения назад.