Критика цинического разума - [33]

руссоизма; то, что проявлялось в ее методе лечения, могло пони­маться как самое прямое доказательство внутренней «целебной силы природы». Потенциальная деструктивность бессознательного и «те­невая сторона природы» открылись лишь взору последующего по­коления романтиков и интерпретировались все более и более песси­мистически (ср. произведения Э. Т. А. Гоффмана, Айхендорфа и многих других).

Из этого анализа прямо вытекала политическая позиция, тре­бовавшая выступать во имя природного, естественного, против сис­темы принуждений, следовать зову сердца честного буржуа и вос­ставать против изолганности утонченного аристократа, противопо­ставлять идею свободного общественного договора старым феодальным отношениям, основанным на насилии. Новое общество желало быть таким строем, в котором все ко взаимной выгоде дого­вариваются о мирной и трудолюбивой совместной жизни, руковод­ствуясь примером, который подает природа, и взаимной симпатией. Как ни привлекательна была эта программа создания гармонии, не­которые сторонники Старого порядка оказались все же достаточно чуткими, чтобы услышать в ней мотивы, предвещающие грядущий ад. С леденящим душу злорадством и удовлетворением консервато­ры наблюдали, как французская революция вырождается в террор и войну. С той поры ничто другое не давало столь обильного материа­ла для создания консервативной картины человека. Ее создатели по­лагают, что освобожденная от пут человеческая природа, как она предстает здесь и сейчас, отнюдь не внушает оптимизма и не заслу­живает, чтобы ее рисовали самыми радужными красками. Консер­вативное мышление подает себя здесь позитивистски. Не ставя преж­де всего и ранее всего вопроса о взаимосвязях, оно регистрирует факты, свидетельствующие о том, что люди достаточно часто ведут себя эгоистично, обнаруживают склонность к разрушению, жадность, глупость и стремление идти наперекор обществу. Да, именно поэто­му преступность была и продолжает оставаться столь важной для консерватизма — «близорукое мышление» считает ее существова­ние убийственным доводом в пользу пессимистического взгляда на человека, который, в свою очередь, становится основанием для ав­торитарной политики, требующей суровой дисциплины. С этой точ­ки зрения, следовательно, уже самой природой предусмотрено су­ществование преступников, глупцов, кляузников, эгоистов и бунта­рей — точно так же, как предусмотрено существование деревьев, коров, королей, законов и звезд. Христианское учение о наследствен­ном первородном грехе вполне согласуется здесь с консервативно-пессимистическим пониманием природы. В соответствии с ним че­ловек оказывается ущербным существом уже вследствие самого факта появления на свет из материнской утробы.

Философия Руссо предвидит все эти аргументы заранее. Она надеется упредить пессимизм, доказав, что таким человек стал,

сделавшись социальным. То, что действительно существуют люди, которые ведут себя злобно, алчно, глупо, деструктивно и т. п., от­нюдь не говорит еще ничего о сущности человека. Здесь у Руссо проявляется, вероятно, важнейшая мыслительная фигура морально-политического Просвещения: теория невинной жертвы.

Те, на кого указывает в доказательство своей правоты полити­ческий пессимизм: преступник, сумасшедший, асоциальный тип, короче говоря — безответственные люди, вовсе не от природы та­ковы, какими они предстают сегодня. Их сделало такими общество. Руссо утверждает, что все они никогда не имели шанса стать таки­ми, каковы они по природе, но оказались поставленными в то поло­жение, в котором находятся сейчас, по необходимости, принужде­нию и незнанию. Они — жертвы общества.

Этот отпор политическому позитивизму в вопросе о человечес­кой природе поначалу обладал сокрушительной силой. За ним сто­яло превосходство диалектического мышления над позитивистским. Оно превратило моральные состояния и качества в нечто подвиж­ное, в процессы. «Не существует» жестоких людей, есть только их ожесточение; «не существует» преступности, есть только кримина-лизация; «не существует» глупости, есть только оглупление; «не су­ществует» никакого себялюбия, есть только приемы дрессировки, направленные на формирование эгоизма; «не существует» никаких «безответственных» людей, есть только жертвы целенаправленного формирования безответственности. То, что политический позитивизм принимает за природу, на самом деле — природа искаженная, ре­зультат подавления человеческих возможностей.

Руссо были известны два персонажа, которые должны были помочь ему наглядно проиллюстрировать свое видение проблемы, два класса человеческих существ, живущие до начала процесса ци­вилизации, то есть до начала извращения природы. Это благород­ный дикарь и ребенок. Вокруг этих двух образов просветители раз­ворачивают в литературе две страстно любимые ими дисциплины: _% народоведение и педагогику; в этом плане в самом подходе ничего не изменилось и по сей день. В литературном отношении эта двой­ная страсть породила два жанра, представленные массой объемис­тых произведений: экзотическую литературу о путешествиях, из ко­торой впоследствии развилась этнология; и роман воспитания, пре­вратившийся в литературу для педагогов и родителей. Примитивные народы, о которых сообщали европейские мореплаватели от Колум­ба до Бугенвиля и капитана Кука, давали постепенно обретавшему все большую политическую остроту Просвещению долгожданное до­казательство того, что, говоря просто, «дела могут идти и по-друго­му» — мирно, разумно, гуманно, нравственно, без дворянства, без войны, без эксплуатации, без париков, без