Криппен - [127]

— Ради всего святого, — воскликнула она, всплеснув руками. — Они поцеловались, мистер Робинсон. Ваш сын Эдмунд поцеловал Викторию.

Он недоверчиво уставился на нее, не зная, что говорят в подобных случаях.

— Они поцеловались, — глухо повторил он.

— Да. Это, конечно, оскорбляет нас обоих, но я не вижу оснований для того, чтобы это продолжалось дальше. Тем не менее Эдмунду необходимо разъяснить, что он не может больше позволять себе подобные вольности. Это просто неприемлемо.

— Вы думаете, Эдмунд ее поцеловал? — спросил Робинсон, пытаясь представить, как это вообще могло произойти.

— Да, — закричала она. — Очнитесь же, мистер Робинсон. Такое чувство, будто вы спите все последнее время. Наверняка это не так уж вам чуждо. Вы произвели на свет сына, и у вас должно быть какое-то представление о желаниях, управляющих мужчинами. Насколько я могу судить, он целовал ее очень страстно, и ей пришлось вырваться из его развратных объятий — тогда-то она и прибежала в каюту вся в слезах.

— Понятно, — сказал он, поднимаясь и вынуждая ее тоже встать. — Если Эдмунд сделал то, что вы сказали, миссис Дрейк, позвольте мне за него извиниться и заверить вас, что это не повторится впредь. Тем не менее, мне кажется, вчера вечером события вовсе не обязательно развивались именно так.

— Вы называете Викторию лгуньей, мистер Робинсон?

— Нет — как вы сами ясно дали понять, она даже толком не рассказала вам, что произошло. Как же она могла при этом солгать? Впрочем, вы и сами не располагаете всеми фактами. И впрямь, благодаря своему пылкому воображению, вы просто свели некоторые из них воедино.

— Ну, для того чтобы это представить, вряд ли нужно обладать очень богатым воображением. Мы же оба светские люди. И знаем, что творится в головах молодежи.

— К которой принадлежит ваша дочь, равно как и Эдмунд.

— Моя дочь — леди!

— Эдмунд — тоже! — в раздражении завопил он, больше не желая, чтобы порочили репутацию его возлюбленной.

Миссис Дрейк отступила на шаг и удивленно подняла брови.

— Я хотел сказать, джентльмен, — исправился мистер Робинсон. — Эдмунд — такой же джентльмен, как Виктория — леди, и я не понимаю, почему вы вменяете ему ее собственную вину.

— Я вижу, вы не желаете проявить благоразумие, — прохрюкала она, словно голодная свинья, и, открыв дверь, протиснулась мимо него. — Но я напоследок скажу вам: если нечто подобное повторится, то я обращусь уже не к вам, а к самому капитану Кендаллу. И потребую, чтобы этого так называемого джентльмена сняли с корабля.

— Посреди океана? — с улыбкой спросил он.

— Не издевайтесь надо мной, мистер Робинсон, — рявкнула она. — И скажите Эдмунду, чтобы держался подальше от Виктории. Или вы чертовски дорого за это заплатите, обещаю вам. — И с этими словами она выбежала в коридор и вернулась в свою каюту, в ярости захлопнув за собой дверь.

Он минуту смотрел ей вслед, а затем покачал головой и отступил назад. Но когда уже собирался закрыть дверь, появилась Этель; войдя в каюту, девушка удивленно взглянула на него.

— Я пришла за тобой, — сказала она. — Думала, вместе пообедаем. Что случилось? У тебя расстроенный вид.

— Только что приходила миссис Дрейк, — ответил он. — По поводу вчерашнего вечера.

— Только не это. Значит, она жаждет крови Тома Дюмарке? Не хотелось бы мне сегодня оказаться на его месте.

— Наоборот, дорогая, — спокойно возразил он. — Она жаждет твоей. Очевидно, считает, что хорошо бы выбросить тебя за борт — на съедение акулам.

Этель моргнула и задумалась на минуту.

— Меня? — в конце концов спросила она, сняв с головы мальчиковый парик. — Но за что? Что я такого сделала?

— По всей видимости, поцеловала Викторию.

Этель открыла от изумления рот. Она все утро пыталась выбросить это происшествие из головы. Старалась забыть о нем — о продолжительности поцелуя и о том, что он доставил ей наслаждение.

— Хоули… — сказала она, покачав головой.

— Это, конечно, возмутительно, — произнес он. — То есть сама идея совершенно нелепа.

— Ты же знаешь, она бегала за мной с самого отплытия из Антверпена, — сказала Этель.

— Да, знаю.

— Дело в том, что вчера вечером она приперла меня к стенке. Напоила шампанским и сделала решающий шаг. Она попыталась поцеловать меня, но я, естественно, ее отвергла. Поэтому она так расстроилась и убежала.

— Этель, как будто я ей поверил, — сказал Хоули. — Тебе не нужно оправдываться.

— Ведь ты и сам знаешь правду, — бесстыдно солгала она. За те пару минут, что Этель все это обдумывала, она решила честно рассказать о событиях вчерашнего вечера, но потом поняла, что ничего этим не добьется. Лучше всего ограничиться незатейливой ложью.

— В любом случае она хочет, чтобы остаток плавания ты держалась от Виктории подальше, — продолжил он. — И, принимая все во внимание, это кажется мне разумным. Как можно дальше.

— Конечно. А ты рассказал ей о Томе? Как он напал на меня?

Робинсон покачал головой.

— С ней нет смысла вдаваться во все эти детали, — пояснил он. — Все равно она верит лишь в то, во что хочет верить. Ей незачем знать подробности. Но есть один момент: поднимаясь на борт, мы договорились, что будем как можно меньше привлекать к себе внимания. А вместо этого оказались замешаны в целый ряд неприятных происшествий на судне, и слишком много людей добивается нашего общения — я, например, сыт этим по горло. Осталось всего несколько дней пути: разве мы не можем уделить это время друг другу?