Криминальный гамбит - [40]

— Что это ты так на него? Вроде первый друган?

— Был друган, да весь вышел. Я этого пидора в свое время прикрыл, он ведь полсрока на зоне Машкой работал. А я его в долю взял, первым корешом записал.

Колодников просто балдел от обилия поступающей информации. До него доходили слухи, что в зоне Гуся опустили, вроде бы за карточный долг, но все это было неточно, на уровне «кто-то говорил».

Аркадий снова разлил текилу, они молча выпили, поклевали закуску.

— Чем же он тебя так обидел, что ты со мной мосты наводишь?

Антоша было вскинулся, даже желваки заходили на скулах, но быстро остыл.

— Ты это правильно понял. Обидел, и сильно обидел. Я ему все передал, в Кривове оборвал все ниточки, все теперь у него: братва, связи! А этот козел знаешь, что мне на днях сказал? Давай, говорит, отступного за то, что без базара уходишь. Ты понял?

— А что ты хотел? — Колодников недобро прищурился. — Помнишь, когда я тебя пытался за Василька прижать, ты мне свою философию толкал? Дескать, жизнь — это тот же спорт, кто сильнее, тот и победитель, он и наверху и имеет больше. А теперь ты толкуешь об обидах. Смешно, Аркадий Ильич. Вот захотел ты уйти в сторону, и что? Теперь наехали на тебя. И к кому ты пришел? К нам, к ментам поганым, прибежал. Я прав?

Антоша молчал, только сжал на столе свои пудовые кулачищи. И Колодников решил, что с нравоучениями пора заканчивать.

— Ну хорошо, с отступными Гусь действительно борщанул, — согласился он. — Но вы же с ним в одной упряжке сколько лет.

Аркадий снова торопливо разлил по рюмкам текилу.

— Я и говорю, — с жаром начал объяснять он. — Ты, говорю, не борзей, а то я тебе шею сверну! А он только хи-хи давит, попробуй, говорит. Без парней я его теперь не достану, а самому на мокруху идти что-то не в кайф. Знает, сука, что мне теперь садиться не с руки, сяду лет на десять, а что за это время с сыном будет? Попадется такой дружок, как Гусь, и хана парню. Могут на иглу подсадить.

А я этих наркошей не переношу.

— Вот ты как заговорил! А кто в город первый героин привез? Твоя ведь работа. Скажешь, нет?

Антоша опять поморщился.

— Гера — это кайф для толстых, у кого мошна тугая. Вся остальная плотва к цыганам бегает, за ханкой.

— Ну хорошо, так что тебе от меня-то надо?

— Ты ведь сейчас дело с той девкой крутишь, значит, непременно на хвост Гусю наступишь. То, что там его сынок повязан, — точно, но кроме того, там еще и ваш Мамон его прикрывает.

— А он-то с какого бока?

— Он же с Гусем в доле. Через Мамона гера поступает в город.

Колодников тряхнул головой, не веря своим ушам. Он чувствовал, как алкоголь мгновенно улетучивается из организма и мысли становятся ясными и четкими. Все, что он услышал, можно было назвать самой большой удачей оперативника в этой жизни. За крохи подобной информации он в свое время бился, как мог, но безрезультатно. Тогда он был «мент поганый». А теперь ему преподносят все на блюдечке с голубой каемочкой. Значит, сильно Антошу заело.

— Рассказывай, — сказал Колодников и удивился, что его голос звучит ровно и почти спокойно.

— Раз в месяц он ездит на Украину к родителям со своим этим толстым прапором. В машине у него оборудован тайничок в бензобаке.

— А ты откуда знаешь?

Аркадий ухмыльнулся:

— Ну а чьи парни в автосервисе делали ему этот тайник? Добраться до него можно, только разобрав полмашины. Он туда приезжает, ставит тачку в автосервис, якобы на ремонт, ему все упаковывают, и он плывет с грузом обратно. А изымают посылку так же в автосервисе, только уже в Кривове.

— Это в твоем?

— Ну да. В бывшем моем, — со взддхом признал Антоша. — Они с Гусем в последнее время закорефанились. Я как-то прозевал это, и зря.

— Кто? — не понял Андрей. — С кем покорефанился?

— Ну Мамон, кто ж еще. Даже дома в Демидовке рядом выстроили, а в заборе калиточка, так что никто не видит, как Гусь к вашему начальнику водку пить ходит. Каждый вечер у него сидит.

— Откуда знаешь?

— Знаю. Как ни позвоню ему вечерком, так Зойка непременно к Мамону отправляет.

— На что же купился Мамон?

— Жадный он слишком. Как цыгане его за тот дом купили, так и поехало. Я ему спецом одного кента с большой партией «пластилина» подсунул, а потом якобы выкупать подкатил. Квартирку ему оформил, сынок там его теперь живет. Но весь наш базар этот я снял на видео. А чтоб не гоношился сильно, предложил войти в долю. Тут он и клюнул, падла. Потом уж сам в раж вошел, тайничок-то он мне сам предложил сделать, все равно, говорит, мне туда каждый месяц мотаться. Долю себе за это выбил побольше. Он когда в Хохляндию катит, мундир не снимает, чтобы не останавливали и на таможне не проверяли. Ну что, много я тебе настучал?

— Да, весьма. И что я тебе за это должен? Отмазать от гусевского выкупа?

Антоша равнодушно махнул рукой:

— Хрен с ним, с выкупом. Бабки у меня есть — в Железногорске я давно уже три магазина прикупил, две пекарни. Капает потихоньку, на жизнь хватает. За жлобство обидно, прищеми их, опер. Сможешь?

— А не боишься что Гусь тебя потом за Василька сдаст?

— Нет. Это ему не с руки. Он ведь тоже стрелял. Две пули моих, две — его.

— Ясно.

— Только, Андрюха, — Аркадий предостерегающе поднял руку. — Никому про наш разговор ни слова!