Крик вещей птицы - [25]
— Да я уж целый месяц в Петербурге, — сказал Антоновский, — а бой произошел три дня назад.
— Ах вон что, ты давно… — Радищев несколько поостыл, но тут же снова загорелся: — И все-таки ты оттуда. Оттуда! И не так уж давно. Расскажи.
— Не знаю, о чем и рассказывать. Стояли на рейде, и все.
— Нет, нет, ты хорошо знаешь наши морские дела. Поведай.
— Да что мы тут стали на улице? Зайдем вон в кофейню.
— Охотно.
Подождав, пока медленно и торжественно проехал длинный дворцовый цуг (наверно, Платон Зубов, молодой фаворит императрицы, отправился куда-то в карете с завешенными окнами), они пересекли проспект и вошли в кофейню.
В маленькой кофейне стояло всего четыре стола, и за одним из них, у окна, сидел Иван Крылов.
— Позвольте присоединиться, юноша, — бесцеремонно обратился к нему Антоновский.
— Что ж, пожалуйте, — холодно ответил Крылов. — Пожалуйте, пожалуйте, — сказал он приветливее, видя, что Радищев не решается сесть, тогда как его спутник уже опустился на стул, бросил шляпу на подоконник и заправил за уши выбившиеся пряди волос.
Радищев сел напротив Крылова.
— Давненько вас не вижу, — сказал он.
— Он заперся и снова принялся за комедии, — сказал Антоновский. — Опять выведет на свет божий каких-нибудь п р о к а з н и к о в.
Три года назад Крылов, тогда еще совсем, юный, только входивший в литературные круги, написал комедию «Проказники», зло высмеяв подражательных самовлюбленных стихотворцев. Не успели эти стихотворцы появиться на сцене, как петербуржцы узнали в них своих знакомых, прежде всего знаменитого Княжнина и его жену, дочь Сумарокова, читавшую в салонах свои жеманные стихи. Разыгрался скандал, и молодой сатирик, якобы оскорбивший досточтимого драматурга, так и не смог потом проникнуть в театр ни с одной из своих пьес. Неудачник перестал писать комедии, и насмешка Антоновского сейчас должна была сильно его ужалить, но он, казалось, не почувствовал никакого яда и невозмутимо продолжал есть расстегаи с рыбной начинкой, запивая их кофе с молоком. Пухленькое аляповатое его лицо странно сочетало в себе и плебейскую грубость, и почти женственную нежность, а глаза оставались задумчивыми даже в эти минуты, когда он с такой старательностью насыщал свое молодое полнеющее тело. Он был по моде кудлат (парики в Петербурге носили теперь только пожилые), и с шеи его свисали концы модной розовой косынки, хотя она так не шла к линялому, изношенному сюртучишку.
— Ну как, я угадал? — говорил Антоновский, пристально глядя на Крылова. — Взялись опять за комедии?
— Нет, сударь, не угадали, — спокойно отвечал Крылов. — Я готовлюсь печатать афиши и билеты для театра.
— Так-так. Журнал-то скончался? Тем и должна была кончиться ваша строптивая «Почта духов».
— Полно, Михаил Иванович, — сказал Радищев. — Расскажи лучше о наших морских делах, вот и господину Крылову, думаю, интересно будет послушать.
Антоновский приказал мальчику крепкого кофе, потом расстегнул сюртук, достал из кармана панталон платок и высморкался.
— Я ведь, господа, не с оружием дело имел, — сказал он, — с бумагами. В походной канцелярии адмирала числился.
— Значит, часто виделся с Чичаговым. Он спокоен? В своих силах уверен?
— Он-то уверен. Надеется прогнать шведов.
— Под Фридрихсгамом тебе не случалось бывать?
— Завертывал по пути в Петербург.
— Так что же ты молчишь, государь мой? Рассказывай! Как там наши друзья? Кого видел?
— Видел твоего братца Степана. Телом здоров, духом бодр. Видел всех наших. Рвались в бой, вот теперь дождались.
— Полагаешь, сильно их разбили в этом бою?
— Ничего не полагаю. И не представляю. Скоро узнаем. Фридрихсгам недалеко. Ежели и весь залив под стражей шведов, вестовой может добраться до Петербурга берегом. Через Выборг. Готовься, советник, к защите столицы. Слышал, ты намерен собрать команду. Желаю удачи. Я выезжаю в Вену. Дипломатические дела благороднее военных. И не менее важны. Турция нынче воспользуется случаем и бросит на нас все силы, потому как у нас назревает размолвка с Австрией. Мы должны удержать нового ихнего императора от тайного сговора с Пруссией.
— Выходит, тебя ожидает разговор с самим Леопольдом?
Антоновский пожал плечами, и это значило, что он скромно умалчивает о существе своей важной миссии, которая, возможно, вовсе не была таковой.
— Ну что ж, — сказал Радищев, — желаю тебе преуспеть. Некоторым дипломатам иногда удавалось уменьшить кровопролитие. Ныне это едва ли кому посильно.
— Ныне полмира залито кровью, — сказал вдруг Крылов, управившись с последним расстегаем.
— Верно, верно, молодой человек, — сказал Антоновский. — Отчего же замолкла ваша «Почта»? В самый бы раз вашим гномам сообщить о том Маликульмульку.
— Будьте здоровы, господа, — сказал Крылов и покинул стол.
— Зачем так обижать человека? — заметил Радищев. — Ему и без того тяжко. Начал издавать такой интересный журнал и вот потерял его. Писал почти один. И как писал! Лет через пять мы увидели бы нашу новую прозу. Истинно русскую. Заметил ли, каков язык его гномов, как они пишут о нашей нелепой жизни волшебнику Маликульмульку? Совершенно зримые картины. Ужасные и смешные. Этот тверской парень мог бы потягаться с Денисом Ивановичем.
Алексей Шеметов — автор многих прозаических произведений. В серии «Пламенные революционеры» двумя изданиями вышли его книги «Вальдшнепы над тюрьмой» (о Н. Федосееве) и «Прорыв» (об А. Радищеве).Новая историческая повесть писателя рассказывает о Петре Алексеевиче Кропоткине (1842–1921) — человеке большой и сложной судьбы. Географ, биолог, социолог, историк, он всю жизнь боролся за свободу народов. Своеобразные условия жизни и влияние теоретических предшественников (особенно Прудона и Бакунина) привели его к утопической идее анархического коммунизма, В.
Остро драматическое повествование поведёт читателя по необычайной жизни героя, раскроет его трагическую личную судьбу. Читатели не только близко познакомятся с жизнью одного из самых интересных людей конца прошлого века, но и узнают ею друзей, узнают о том, как вместе с ними он беззаветно боролся, какой непримиримой была их ненависть к насилию и злу, какой чистой и преданной была их дружба, какой глубокой и нежной — их любовь.
Роман Дмитрия Конаныхина «Деды и прадеды» открывает цикл книг о «крови, поте и слезах», надеждах, тяжёлом труде и счастье простых людей. Федеральная Горьковская литературная премия в номинации «Русская жизнь» за связь поколений и развитие традиций русского эпического романа (2016 г.)
Роман «Испорченная кровь» — третья часть эпопеи Владимира Неффа об исторических судьбах чешской буржуазии. В романе, время действия которого датируется 1880–1890 годами, писатель подводит некоторые итоги пройденного его героями пути. Так, гибнет Недобыл — наиболее яркий представитель некогда могущественной чешской буржуазии. Переживает агонию и когда-то процветавшая фирма коммерсанта Борна. Кончает самоубийством старший сын этого видного «патриота» — Миша, ставший полицейским доносчиком и шпионом; в семье Борна, так же как и в семье Недобыла, ощутимо дает себя знать распад, вырождение.
Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.
Сюжетная линия романа «Гамлет XVIII века» развивается вокруг таинственной смерти князя Радовича. Сын князя Денис, повзрослев, заподозрил, что соучастниками в убийстве отца могли быть мать и ее любовник, Действие развивается во времена правления Павла I, который увидел в молодом князе честную, благородную душу, поддержал его и взял на придворную службу.Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
В 1977 году вышел в свет роман Льва Дугина «Лицей», в котором писатель воссоздал образ А. С. Пушкина в последний год его лицейской жизни. Роман «Северная столица» служит непосредственным продолжением «Лицея». Действие новой книги происходит в 1817 – 1820 годах, вплоть до южной ссылки поэта. Пушкин предстает перед нами в окружении многочисленных друзей, в круговороте общественной жизни России начала 20-х годов XIX века, в преддверии движения декабристов.