Крик сквозь стекло - [61]

Шрифт
Интервал


— Слава Богу! Наконец-то, — сказал в лицо, в глаза чей-то голос. И он открыл, разлепил опухшие веки. И разглядел в мутном плавающем свете темное расплывчатое пятно — чье-то лицо, и лишь через какие-то сумеречные секунды сумел осознать, что лицо — это старшина Попов.

А старшина, встретив его бессмысленный взгляд, выдохнул облегченно:

— Ф-ф-фу, старый черт… Напугал! — и повалился задом на диван. Сэнди, свесив ноги, боком напряженно сидел на краю стола, внимательнейше взглядываясь в капитана.

В рубке висел серый сырой морок. Раннее утро… За мутными слепыми стеклами — застывший непроницаемый туман. От металла переборок тянуло ощутимо мерзлым железным холодом.

Кузьменко попытался встать — но ноги не держали, голова трещала, и он, едва приподнявшись, отвалился обратно в кресло-вертушку, где спал, и, подняв пылающую голову, встретил напуганно-соболезнующий взгляд американца. Ничего еще не понимая, но уже готовясь, уже напрягаясь в неминуемом, уже зная, капитан медленно поднял руку и осторожнейше коснулся кончиками пальцев лба. Справа — там, где встретил он лицом удар.

И не удивился.

Пальцы окунулись в мокрое, липкое и жгуче-болезненное. Лоб был разбит. Вдребезги. Падением явно на металл. А под ногами всюду в рубке лаково-мокро поблескивал зеленый чистенький линолеум…

Но тихо, как же тихо кругом!

— Во, м-мать твою… — неожиданно даже для себя пробормотал Кузьменко, тупо глядя в палубу и скрипуче размышляя, почему не идет кровь. Наконец сообразив, он натруженно приподнял булыжно-увесистую голову и пару минут изучал ничего не видящими припухшими глазами насмешливо-спокойную, плотно закрытую и никем явно вчера и сегодня не отворяемую дверь в каюту. («В каюту? — кричало все его бунтующее нутро. — В ту каюту? Где выхода — нет?») Что-то, наконец, решив, он в два приема встал, отпихнув руку приподнявшегося с дивана старшины, и неверными шаркающими шагами приблизился к двери. Он стоял перед нею, набычившись, исподлобья глядел в упор в серую прочную, незыблемую сталь и прекрасно знал, что все ему привиделось. Иначе… Никаких иначе!

Нет. Ни хрена там нету. Ни коридора, ни пути, ни темноты, ни света. Ничего. И — никого. Никого! Нету!

А… А прошлое? Разве нет прошлого? Раз оно прошлое, значит, оно… Оно не было. Оно — есть. Здесь. Сейчас. Всегда!

Он внимательно поглядел на свои давно немытые, почерневшие от порохов, дыма, морозов и труда пальцы, свежеизмазанные бурым и липким. Осторожно, недоверчиво потрогал лоб. Да?

Да, дырища в башке никуда не делась. Пробоина — будь здоров. Даже странно, почему болит так слабо…

Значит, выпал из кресла? Бывает… И так брякнулся о линолеум? Ну, а чего — все в этой жизни бывает. Стоп! В какой жизни — в этой?

Ладно, вдохнул он, и — вдруг рванул на себя дверь!

Ну и?..

Никого. Кой черт! Никого и быть не могло!

В полной тишине он перешагнул комингс, зачем-то аккуратно плотно затворил за спиной дверь, будто припоминая что-то, и длинно огляделся. Тут было почти темно. Утро только занималось, а здесь, в отличие от ходовой рубки, был один и маленький, вроде окошечка в дачном сортире, иллюминатор в борту слева от двери, то есть справа, если смотреть в нос. Ну да, подумал он, оценивающе приглядываясь к шкафчику темного дерева на противоположной переборке. Именно, значит, справа как принято у моряков. Все по ходу корабля, идущего вперед, оставляющего пройденные мили за кормой. Как прошлое… А голова-то как болит, Господи, Боже мой… Он протянул руку, дотронулся до холодной ручки-ключика и рывком отдернул дверцу шкафа.

Правильно. Ничего нет. И быть не может ничего, кроме застоявшегося, как в пустом заброшенном аквариуме, унылого кислого духа нежилья и каких-то смутно поблескивающих ошметков минувших дат. То ли песок ненужных лет, то ли крючки для брошенной одежды.

За дверью, в ходовой рубке, что-то вопросительно сказал Сэнди — вроде о нем. А может, об утренней жратве. Чего-то рассудительно пробубнил после паузы старшина в ответ. Но где же та дверь? Дверь… Спокойно. Дверь куда? В сон? Хорош сон — котелок едва не треснул. Ох-хх-хо-хо…

Но разве он не был прав? Он, тогда совсем мальчишка, свято выполнил долг коммуниста, большевика, и не важно, что по возрасту он еще не был членом партии. Зато была вера! Душа! Преданность идее. А идея… Нет и не было никогда во всей истории мира идеи прекрасней, светлей и лучезарней. Потому и отнес дневники, записи и черновики отца туда, куда должен был отнести… Стоп!

Была? Вера, душа, идея — была? А случись такое сейчас — не отнес бы?

Нет. Не отнес бы. А сам отвел бы автора и владельца сих бумаг. И правоту его доказывает эта вот страшенная война, в которой он посильно, в меру своих малых сил и возможностей, сражается. Битва идет не немцев с русскими. Идет битва с врагами коммунизма и светлого будущего мира. Вот так. И истинно так.

Он ведь маленько заглянул тогда в те бумаги. Мракобесие, завораживающий страх и опасная черная дурость. Множественность миров, святая неприкосновенность вечной души, единение и духовное братство против — не сказать, но и помыслить жутко! — против якобы опутывающей разум, затмевающей совесть, вытравливающей божественную сущность Идеи! Божественную — слово-то какое. В двадцатом-то веке. Мало того. Единомышленники. Единоверцы. Имена, мнения, предложения, собрания-встречи. А это уже называется — как? Правильно. Организация — вот что это такое. И против кого? Чего? Против великой Идеи — и… Да, не обманывай себя! — и против Него, против Вождя. Против всего того, что он, солдат армии большевиков и большевик Кузьменко, принял всем сердцем, чем жил и за что всегда готов погибнуть в любом, самом лютом, бою.


Еще от автора Владимир Анатольевич Смирнов
Над океаном

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Заговор обреченных

Основой сюжета романа известного мастера приключенческого жанра Богдана Сушинского стал реальный исторический факт: покушение на Гитлера 20 июля 1944 года. Бомбу с часовым механизмом пронес в ставку фюрера «Волчье логово» полковник граф Клаус фон Штауффенберг. Он входил в группу заговорщиков, которые решили убрать с политической арены не оправдавшего надежд Гитлера, чтобы прекратить бессмысленную кровопролитную бойню, уберечь свою страну и нацию от «красного» нашествия. Путч под названием «Операция «Валькирия» был жестоко подавлен.


Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.


Болевой синдром

Имя Ивана Козлова хорошо известно любителям детективного жанра. Его перу принадлежат такие повести, как «Хвост ящерицы», «Забудь о чести», «Общак», «Спаси и сохрани», которую, кстати, выпустило наше издательство. Новый роман «Болевой синдром» рассказывает о драматической ситуации, в которой оказались вчерашние спецназовцы Олег Макаров и Евгений Зырянов. У полковника Макарова погибает жена. Он уверен, что это дело рук тех, с кем он воевал на Кавказе и кто неоднократно грозил ему расправой с семьей.


Библиотечка журнала «Милиция» № 4 (1997)

Повесть «Спроси пустыню…» посвящена будням спецназа. Действие происходит в знойной пустыне Южной Республики, где отряды непримиримой оппозиции режиму сбили военно-транспортный самолет России и в качестве заложников удерживают летный экипаж. Освободить авиаторов — такая задача поставлена перед командиром подразделения спецназа майором Амелиным и группой его бойцов. Задача не из простых, поскольку заложники находятся в руках боевиков, для которых законы не писаны…В лесу под Вязьмой, что на Смоленщине, обнаружен труп болгарского гражданина Рачева.


Смерть двойника

В остросюжетном психологическом романе «Смерть двойника» авторы рассказывают о проблеме выживания, которую пытаются решить нынешние толстосумы, разбогатевшие нечестным путем и попавшие в поле зрения бандитских группировок. На карту ставится все: совесть, дружба, порядочность. Даже любовь жертвуется во имя обогащения и самосохранения. К чему приводит такая жизненная позиция, читатель узнает, прочитав это неординарное произведение.


Щит и меч, № 4, 1995 (сборник)

СОДЕРЖАНИЕ Иван Черных. Похищение (повесть) Евгений Морозов. Легко ли быть свидетелем? (повесть) Борис Васильев. Шантаж (повесть)