Крик мамонта - [4]

Во время рассказа и показа этих и других полтергейсгных проявлений все мы – Наташа, ее дядя, бабушка и дедушка, а также и я – сидели в одной комнате. Время от времени Наташа или ее дядя со смущенной улыбкой скромно удалялись из комнаты – около дюжины раз – и возвращались в других, сухих брюках (дядя) или юбочках (Наташа). Места, на которых они только что сидели? будь то диван, стул с мягкой обивкой или табуретка с пластиковым сиденьем – внезапно оказывались мокрыми. Однажды чуть не замочило дедушку. Он деликатно и с опаской присел на краешек табуретки – и вдруг на нащих глазах на другом ее краю все мы увидели узкую, в несколько сантиметров шириной, полоску воды. Спустя несколько дней фаза водного полтергейста закончилась? сменившись другими, не менее диковинными проявлениями. Запасные брюки мне, к счастью, на этот раз не потребовались. В данном случае эта предосторожность оказалась излишней, но не бессмысленной: я знал, что на первых этапах развития фазы водного полтергейста смачивается все и вся и лишь потом смачивание фокусируется на «носителе» таких проявлений и на принадлежащих ему вещах. «Носителем» в данном случае была Наташа, и феномен смачивания уже вступал в фазу сосредоточения на своем «носителе» и на принадлежащих ему вещах. Поэтому-то меня и не затронуло.

Бывая позже в этой же квартире, я не раз жалел об опрометчиво не взятых с собой запасных ботинках, зимней шапке, шарфе, перчатках: кое-что оказывалось под струей воды из крана, кое-что портилось, кое-что на время оесследно исчезало. Но это уже были не мокрухины проделки: скорее, это было баловство домового или кикиморы, если судить по приписываемым этим мифическим существам функциям. Они буквально «выживали» меня из квартиры и однажды, испытав в течение примерно получаса свыше двадцати «нападений» на принадлежащие мне вещи я, сумев наконец-то собрать в охапку залитые водой зимнюю шапку и ботинки, пальто без пуговиц, исчезнувший, а потом найденный втиснутым в рукав пальто причудливо – в виде «Чебурашки» – завязанный шарф, выскочил на лестничную площадку. Я вежливо отклонил любезное предложение искренне соболезновавших мне хозяев этой «нехорошей» квартиры вновь войти в нее, прямо на лестничной площадке привел в относительный, насколько это было возможно, порядок себя и свои вещи и, рассыпаясь в извинениях, тут же отбыл восвояси, испытывая муки от укоров совести, что оставил эту несчастную семью один на один со столь вредной нечистой силой.

Эта московская семья, в отличие от семьи из южного города, о которой я рассказала начале этой статьи, недавно прочитала о проделках «Барабашки» и была таким образом психологически готова к встрече с полтергейстом. Тем не менее по предложению Наташи все, что происходило у них в квартире, шутливо считалось проделками «Чебурашки». Постепенно в эту игру, незаметно для себя, включился и я. Сколь же живуче оказалось стремление к олицетворению аномальных явлений, хотя бы и в шутливой форме!

Но человеку далекого прошлого или современному человеку при столкновении с аномальным явлением нередко бывает отнюдь не до шуток. Даже и мне было совсем не весело, когда я, «выжитый» из «нехорошей» квартиры? стоял как неприкаянный на лестничной площадке с прижатой к груди охапкой своих вещей. А каково было в тот момент ее обитателям, временно лишившимся столь необходимой для них тоща психологической поддержки с моей стороны? Можно предположить, что для человека и далекого, и не столь далекого прошлого, столкнувшегося с проявлениями полтергейста, поверья о фантастических с современной точки зрения существах, производящих эти феномены, служили своего рода эквивалентом психологической поддержки. Эти поверья давали как непротиворечивое объяснение случившегося, так и способы противостояния или совместного, относительно бесконфликтного, проживания с этой нечистью. А это уже реальные знания, своего рода руководство к действию? облеченное, правда, в суеверную форму. И задача исследователя – найти в этих крупицах воплощенного народного опыта рациональное зерно.

В самом деле, каковы, например, функции, приписываемые домовому? О.А. Черепанова в книге «Мифологическая лексика русского Севера», изданной в 1983 году? так описывает эти функции: домовой «проявляет себя различными звуками – стуком, скрипом, вздохами и кряхтением, а также перемещением и пропажей вещей. Наваливается на спящего и „гнетет“ ночью, оставляет на теле синяки». Но все это характерно и для «проделок» полтергейста!

Полтергейстные проявления в русской крестьянской избе нередко не ограничиваются геометрическими переделами дома, а распространяются на двор и дворовые постройки. Поэтому, как пишет С.В. Максимов в книге «Нечистая, неведомая и крестная сила», переизданной в 1989 году, в народе считают, что есть домовой-доможил, обитающий в избе, и приданные ему в помощь домовой-дворовой, банник, овинник (гуменник) и кикимора: «Вся эта нечисть – те же домовые, – пишет С.А. Максимов, – отличные лишь по более злобным свойствам, по месту жительства и по затейливым проказам».

А уж проказы бывают действительно более чем затейливые. Возьмем, например, кикимору. Чаще всего она проказит с веретенами, прялкой и начатой пряжей, причем нитки сучит не слева направо, как принято у людей, а наоборот. Бывает, что кикимора треплет и сжигает кудель? оставленную у пряжи без присмотра. Кикимора невидимо ходит по полу, сильно стуча при этом ногами, гремит посудой, бросает и бьет горшки и плошки, портит хлебы и пироги, кидается луковицами из подполья или из-за печки, стучит вьюшками, крышками от коробов и под. Об этих и других проказах кикиморы пишут и О.А. Черепанова, и С.В. Максимов. А ведь все эти «проказы» характерны и для полтергейста!