Крик - [4]

— А что вы могли сделать? — спросил Ричард.

— Я тоже мог закричать, — сказал Чарльз.

— Ну, — сказал Ричард, — это им больше бы пришлось по вкусу и, верно, здорово бы их позабавило. Возможно, они именно этого и добивались.

— Если бы я закричал, — сказал Чарльз, — мой крик либо умертвил бы их на месте, либо они все посходили бы с ума. Вероятнее всего, он бы их убил — они стояли слишком близко.

Ричард сделал довольно беспомощную попытку улыбнуться. Он не понимал, как отнестись к этим словам, — Чарльз говорил так серьезно, так веско, словно он и не думал шутить. В конце концов Ричард сказал:

— В самом деле, интересно, что же это за крик такой? Крикните что-нибудь, я хочу послушать.

— От моего крика погибают не только дети, — сказал Чарльз. — Мужчины могут обезуметь, и даже самых сильных он валит с ног. Это колдовской крик, меня обучил ему Главный Дьявол Северной территории, и я восемнадцать лет доводил его до совершенства, а использовал всего-навсего пять раз.

Все перемешалось у Ричарда в голове: и его сон, и черный носовой платок, и магическое слово, которому повиновалась Элси; он просто не знал, что сказать, и наконец пробормотал:

— Я дам вам пятьдесят фунтов, если вы своим криком снесете кромлехи.

— Я вижу, вы мне не верите, — сказал Чарльз. — Быть может, вы никогда прежде не слышали о том, что криком можно наводить ужас?

Ричард подумал и сказал:

— Ну, я читал, к примеру, о героическом крике, которым древние ирландские воины нагоняли такой страх на вражеские полчища, что заставляли их отступить. И этот троянец, Гектор, его крик тоже, кажется, был ужасен? В Греции в лесах тоже внезапно раздавались порой какие-то странные крики. Они так пугали людей, что те сходили с ума от страха; эти крики приписывали богу Пану, и, по-видимому, из этой легенды и родилось слово «панический». Затем я вспоминаю еще один крик, описанный в «Мабиногионе», в истории о Ллудле и Ллевелис. Этот крик раздавался раз в году в канун Майского дня; он проникал людям в самое сердце и наводил на них такой ужас, что мужчины бледнели и теряли силу, женщины бросали своих детей, юноши и девушки лишались чувств и даже животные и деревья погибали, а земли и воды становились мертвы и бесплодны. Но это был крик не человека, а дракона.

— Должно быть, это был какой-нибудь английский колдун из клана Драконов, — сказал Чарльз. — Я принадлежу к клану Кенгуру. Да, похоже на то. Описание не очень точно, но в общих чертах совпадает.

Они добрались до дому в час дня, и Рэчел их встретила на пороге — обед был уже готов.

— Рэчел, — сказал Ричард, — познакомься, это мистер Чарльз, я пригласил его отобедать с нами. Мистер Чарльз — великий путешественник.

Рэчел прикрыла рукой глаза, словно заслоняясь от какого-то видения, но, быть может, просто луч солнца внезапно ударил ей в лицо. Чарльз взял ее руку и поцеловал, что очень ее удивило. Рэчел была хрупкая, грациозная; необычайно синие глаза, темные волосы, все движения исполнены изящества. Она обладала очень острым и несколько причудливым чувством юмора.

[— Вам бы понравилась Рэчел, — сказал Кроссли, — она навещает меня здесь порой.]

О Чарльзе трудно было сказать что-нибудь определенное; он был среднего возраста, довольно высок, волосы с проседью; лицо его ни секунды не оставалось неподвижным; большие блестящие глаза казались то карими, то почти желтыми, то серыми; голос его и выговор резко менялись в зависимости от того, о чем он говорил; у него были коричневые от загара волосатые руки с хорошо ухоженными ногтями. О Ричарде можно сказать только, что он был музыкант. Сильной натурой его не назовешь, но ему сопутствовала удача. В удачливости была его сила.

После обеда Чарльз и Ричард перемыли вдвоем посуду, и Ричард внезапно спросил Чарльза, нельзя ли ему услышать его крик. Ричарду вдруг стало казаться, что он теперь никогда не найдет себе покоя, если его не услышит. Дело в том, что он теперь уже поверил в этот крик, а такую ужасную вещь лучше услышать однажды, чем вечно о ней думать…

Чарльз замер со щеткой для мытья в руке.

— Как вам будет угодно, — сказал он, — но я предупредил вас о том, что это за крик. И для этого нужно найти какое-нибудь безлюдное место, где бы никто другой не мог меня услышать, хотя я и не буду кричать в полную силу, что убивает наверняка, а лишь в полсилы, что только наводит ужас, а вы, как только захотите, чтобы я перестал кричать, заткнете уши.

— Идет, — сказал Ричард.

— Я еще никогда в жизни не кричал, чтобы удовлетворить чье-то праздное любопытство, — сказал Чарльз. — Я кричал лишь в тех случаях, когда моей жизни угрожала опасность от врагов, от белых или от туземцев, и еще как-то раз я кричал, когда остался совсем один в пустыне без пищи и без воды. Тогда я вынужден был кричать, чтобы добыть себе пропитание.

Ричард подумал: «Ну, я-то везучий; надеюсь, кривая вывезет меня и на этот раз».

— Я не боюсь, — сказал он Чарльзу.

— Мы отправимся на дюны завтра поутру, — сказал Чарльз. — Пораньше, пока все еще будут спать, и я крикну. Раз вы говорите, что не боитесь.

Но Ричард на самом-то деле очень боялся, и его страх еще усиливался оттого, что он не мог ничего рассказать Рэчел; он знал: стоит Рэчел узнать о его затее, она либо запретит ему идти, либо сама увяжется за ним. Если она не пустит его, страх перед этим криком и сознание собственной трусости будут терзать его до конца дней, если же она пойдет с ним, а этот крик окажется вздором, это даст ей новую возможность поднимать его на смех, издеваясь над его доверчивостью, и Чарльз, разумеется, будет потешаться вместе с ней; а если этот крик и в самом деле что-то ужасное, она еще, чего доброго, может свихнуться. Словом, Ричард ничего ей не сказал.