Крик души - [54]

И эти глаза!.. О Боже, эти черные, как смоль, глаза, они словно прожигали его насквозь.

И губы дрожат… Словно силится что-то сказать, но не может.

Антон попытался коснуться ее рукой и схватить за локоть, но девочка резко оттолкнулась и отскочила в сторону, воспротивившись захвату.

Антон напрягся, осознав, что действовать нужно осторожно и расчетливо.

И когда она хотела сделать решительный рывок вперед, чтобы проскользнуть под его руками, Антон стремительно вытянул руки вперед и поймал ее маленькое худенькое тельце в свои объятья.

Она стала вырываться, отчаянно, рьяно, резко. Ударила его по спине, затем по груди, забилась в его руках, залепила острую пощечину, но Антон не отпустил ее и тогда.

— Тихо, тихо, — проговорил он ей в ухо. — Успокойся, здесь тебя никто не обидит. Тише, девочка…

Она продолжала вырываться, билась, отталкивала его от себя, не кричала, не умоляла. Она по-прежнему не проронила ни слова. А Антон продолжал удерживать маленькое тельце в своих руках и шептать ей в волосы какую-то чушь.

Может, подействовали его успокаивающие слова, может быть, его уверенный и решительный голос, а может быть, она поняла, что он ее не отпустит, но Даша вдруг затихла, перестала вырываться, застыла в его руках тряпичной куклой. Повисла на нем, обнимая за плечи, и уткнулась мокрым лицом в грудь.

— Успокоилась? — напрямую спросил он ее и, заглянув в черные, как ночь, глаза, заметил в них немой укор. — Тогда пошли в машину, — встав с земли, опустил ее, и потянул за руку, не отпуская.

Он злился на себя за то, что поддался порыву. Какого черта ему нужно было ее успокаивать, обнимать!?

Черт, действительно, как заботливый старший братец!

Антона передернуло от этой мысли. Ему нужно было плюнуть на нее. Но как он мог, когда она выглядела такой… запуганной, загнанной, испуганной?!

И в этот самый момент он понял, почему отец так печется о ней. Ему ее жаль.

Антон потянул Дашу к своей машине. А когда они уже оказались в салоне, он, пристегнув Дашу ремнем безопасности, тронулся с места, и посмотрел на нее остро и грубо выдал:

— Больше так никогда не делай, поняла?

Она, понурив голову, ничего не ответила.

— Ты хоть думала, что творишь, а?! — продолжил Антон. — Это тебе не Калининград, это Москва, деточка! Здесь убить могут просто так, не спрашивая ни о чем, — Даша молчала, напряженно сжав губы, и так и не проронив ни слова. — Ты что, немая? — разозлился парень. — Все молчишь и молчишь!

— Я не немая, — ответила девочка себе под нос, так и не посмотрев на него.

— Очень этому рад, — отрезал молодой человек и уставился на дорогу.

Она все же посмотрела на него. Волком, исподлобья, насупившись и поджав губы. Бросила на него острый взгляд черных глаз, и выдавила сквозь зубы:

— Ты плохой.

— Да? — сухо осведомился Антон, презрительно взглянув на нее. — Думаешь, мне не все равно?

Она нахмурилась, темнее бровки сошлись на переносице.

— Плохой, — повторила она более уверенно и отвернулась к окну, поджав губы.

— Переживу! — коротко бросил Антон. — Это отец печется о том, что с тобой, и что ты о нем думаешь. Мне же плевать на это, думай, что хочешь, — стиснув зубы и сильнее вцепившись в руль, Антон качнул головой: — К нему же в будущем проявляй уважение. Лишь благодаря отцу, ты находишься здесь.

Даша нахмурилась, поджала губы, так ничего и не ответив, и, послав молодому человеку вызывающий взгляд из-под опушенных ресниц, отвернулась к окну и угрюмо уставилась в темноту ночного города, светящегося тысячами огней.

Больше они с Антоном не обмолвились друг с другом и словом.

Глава 9

Уже через пару недель Антон понял, что не может находиться с ней под одной крышей. И вовсе не потому, что она раздражала его или вызывала неприязнь, он почти не виделся с ней, не сказал ей ни слова с той ночи, когда она убежала, а потому просто не мог испытывать к ней каких-либо объективных чувств.

Но он видел отношение к ней отца, любовь к ней Тамары Ивановны, чувствовал, что от него отдаляются все, кого он любил. Из-за нее. Этой маленькой, ничем не примечательной, вызывающе откровенной, умной девчонки. Она медленно, но верно шла по тому пути, по которому он идти ей никогда не посоветовал бы.

Она отнимала у него отца. И этого простить ей он не смог бы никогда.

Они словно схлестнулись в неравной борьбе за внимание, за любовь, за поддержку. И хотя Антон сотни раз повторял себя, уверяя, что отец его любит, что никогда не бросит, что всегда будет с ним и поддержит в любом его начинании, что она — эта девчонка с улицы, не значит, да и не может значить для него больше, чем родной сын, но уговорить себя так и не смог. Он сотни раз пытался уверить себя в том, что нужен ему больше, чем она. Десятки раз прокручивал в памяти их разговоры, высказанные вслух слова и проявленные жесты. Это стало почти паранойей для него, когда, мчась по ночной Москве и разрезая скоростью рой беспощадных мыслей, терзавших мозг, он думал о том, во что превратилась его жизнь с появлением в ней этой маленькой беспризорницы.

Он бы и рад был не обращать на нее внимания, забыть о самом факте ее нахождения рядом с ним, — но как?! Когда каждый новый день встречал его жужжащей мыслью о том, что