Крик безмолвия - [72]

Но водители — народ ушлый, профессионально спаянный, предупреждали друг друга миганием фар о приближении к тем кустам.

Некоторые начинания в бытность Щелокова Министром Внутренних дел проникали за границу и о них приходилось узнавать из‑за рубежа.

Однажды пришла странная открытка, каким‑то образом заблудшая ко мне. Наверное, по недосмотру почтальона, не разобравшегося в адресе. Прочитав ее, я нисколько не винил работников связи, а даже был благодарен им, поскольку сделал для себя открытие. Оказывается, проводилась широкомасштабная акция, о которой я не имел никакого представления.

Были основания для возмущения: за границей знают о проводимых в крае оригинальных мероприятиях, а жители края узнают об этом из Америки. Акция, как можно было судить по открытке, нашла понимание у гражданина США, откликнувшегося на нее. Такой уникальный почин прорвался за океан, получив мировую известность.

Отправитель открытки, некий Мартин Лауритч из Овер- ланда, добросовестно отвечал на поставленные нашей милицией вопросы из «сигнальной карточки». Оставалось только загадкой — каким образом творение стражей порядка, одобренное наверху, как достойный распространения вклад в дело борьбы с преступностью, уплыло за океан и там нашло своих приверженцев, не пожалевших центов на почтовые расходы.

Авторы, составившие вопросы для сигнальной карточки были несколько дальновиднее тех, кто проводил месячники борьбы с автодорожными происшествиями, уносящими ежегодно тысячи людей, целые дивизии, не считая искалеченных. Ну, прежде всего расчет был не на месяц, а как постоянно действующая система по выявлению притаившихся злоумышленников и потенциальных преступников, всякого рода тунеядцев, паразитирующих на обществе, рецидивистов и прочего уголовного элемента.

Получившим приглашение участвовать в борьбе с правонарушениями, оставалось только повнимательнее посмотреть вокруг себя и даже не заполнять, а только подчеркнуть ответы на вопросы, обозначенные в карточке, похожей на обыкновенную почтовую открытку.

Мартин Лауритч, вооружившись красным фломастером назвал себя в карточке, хотя это было не обязательно, далее расписался под следующим текстом: «…Сознавая

ответственность за поддержание общественного порядка и соблюдение законности как в своей стране, так и в СССР, следуя своему гражданскому долгу, я целиком и полностью поддерживаю идею о введении системы анонимных доносов и добровольно регистрирую себя как нарушителя по следующим пунктам:

1. Тунеядство — нет.

2. Пьянство -— нет.

3. Нетрудовые доходы (подчеркнуто).

4. Г омосексуализм — нет.

5. Повторная судимость — нет.

6. Рецидивизм — нет.

7. Проживание без прописки (подчеркнуто).

8. Приглашение иностранцев домой (подчеркнуто).

9. Контакты с иностранцами (подчеркнуто).

10. Спекуляция (указать чем). (Подчеркнуто).

11. Чтение и хранение запретной литературы (подчеркнуто).

Вот таким уникальным новшеством, изобретенным в милицейских кабинетах, решили бороться с растущей преступностью. Документ, достойный занесения в реестр летописи, как образец брожения умов двух обывателей, описанных А. П. Чеховым. Почешихин и Оптимов шли в жаркий день по городу и рассуждали о летевших скворцах, полагая, что они сели у дьякона Вратоадова на вишне. «Ежели, положим, из ружья выпалить, да ежели потом собрать… да ежели… Если с этого места выпалить, — сказал Оптимов, — то ничего не убьешь. Дробь мелкая и покуда долетит, ослабнет. Да и за что их, посудите, убивать? Вокруг них собралась толпа. Верный служака градоначальник Аким Данилович велел записывать не всех из собравшихся на городской площади, нарушивших общественный порядок. Не записали, к примеру, Пурова потому, что у него завтра именины и других. Аким Данилович в докладной начальству благодарил «того, кто не допустил кровопролития… Виновные же за недостатком улик сидят взаперти, но думаю их выпустить через недельку. От невежества преступили заповедь». Прочитать бы этот рассказ авторам той сигнальной карточки прежде чем ее рассылать. Может быть, они и не преступили бы здравого смысла той заповеди.

Впрочем, эксперимент не нашел поддержки у обывателей, но был отмечен анекдотом:

— Видите ли я человек не обидчивый, могу даже

смеяться над собственными глупостями, — сказал милицейский начальник.

— Должно быть очень весело живёте, — заметил сб- беседник.

32

Ольга испытывала многое на себе, однако терпела, нигде ни словом не обмолвилась, как ей приходится жить с Василием. Она смирилась со своим положением, выглядывала как улитка из раковины и вдруг нарушила самое запретное — обет монашки в монастыре. То было началом взаимного открытия душ двух случайно встретившихся людей, бросившихся друг другу сразу в объятия без раздумья о последствиях и нарушении обоими супружеских обязанностей, преданности и верности. Похоже было, что в знойный день, когда парит и трудно дышится, они окунулись в бодрящую освежительную волну морского прибоя, приласкавшего их. Так непредсказуемо случилось, так свела их судьба и уготовила им долгие годы тайных, мучительных встреч. Порою возникали ситуации, усложнявшие их отношения, они неминуемо должны были расстаться, так как нависала угроза разоблачения, из которого неотвратимо посыпался бы град на их головы. Василий, заметив холодность супруги, инстинктивно чувствуя ее увлеченность на стороне, пригрозил ей убить того, кто стал между ними. Да и в тресте прошел слушок о неравнодушном отношении Геннадия Ивановича к миловидной Оленьке, преобразившейся на глазах у всех, испытывая радость пробуждения к жизни. Ольга поделилась с Геннадием Ивановичем тревожными мыслями, опасениями, высказанными Василием.