Криабал. Свет в глазах - [50]

– Он сказал, что не верит. Но теперь мне кажется, что он верил, и даже более того – желал Антикатисто успехов в начинаниях.

– Твои слова граничат с кощунством, брат. Ты обвиняешь главу Инквизитория в тяжелейшей ереси.

– И в преступлении, – дополнил Массено. – Я утверждаю, что он предпринял шаги, чтобы прервать мой бренный путь.

– Шкар, – кивнула архимандритиса. – Но она погибла. Ты абсолютно уверен, что она говорила правду?

– Ей ни к чему было осквернять уста ложью перед смертью.

– Но шкар не выдает имя пославшего его. Шкара можно медленно разрезать на куски – он не скажет ни слова. Их уста запечатаны печатью Савроморта.

– Эту печать растворила пайцза нунция. Шкары повинуются любому из прелатов.

– Никогда еще член нашего ордена не бывал нунцием, – задумчиво произнесла архимандритиса. – Покажи мне свою пайцзу, брат Массено.

Монах отвернул ворот рясы и извлек кулон с двойной спиралью. Он положил его на ладонь, чтобы глядящая сверху вниз архимандритиса могла хорошо рассмотреть.

– Сама Солара вручила тебе эту ношу, брат, – сказала мать Исатэлла. – Ты обязан исполнить ее волю.

– И я исполню ее, если хватит на то моих сил. Именно для этого я вступил под наши святые своды – просить о помощи. Я бился с Антикатисто, и он бежал от меня, но серьезного вреда я ему не причинил. Чтобы уничтожить сие зло, нужна мощь всего ордена.

Мать Исатэлла помолчала. Отпив крошечный глоток из стоящей рядом пиалы, она медленно молвила:

– Когда Антикатисто прежде был жив, орден не сражался с ним. Волшебники не позвали нас на помощь, а сами мы не стали навязываться. Тогдашний архимандрит… отчасти разделял взгляды нынешнего великого инквизитора. Он не испытывал ненависти к Мистерии, но полагал, что они сами должны расхлебывать ту кашу, которую заварили.

– Я далек от того, чтобы подвергать сомнениям решения отца архимандрита, – ответил Массено.

– И все же ты подвергаешь. Не словами своими, но действиями, но поступками – ты утверждаешь, что орден не поступил верно, оставшись тогда в стороне.

– Безусловно, великий инквизитор прав в том, что среди волшебников очень мало севигистов, а те, что есть, – не слишком тверды в вере, – согласился Массено.

– Разве об этом я говорю? – приподняла брови мать Исатэлла. – Дар Лучезарной служит не для защиты одних лишь севигистов. Он вообще служит не для защиты. Мы призваны истреблять, брат. Истреблять то, чему не место в этом мире. То, что поганит лик мироздания самим своим существованием. Тьму и скверну. Мы изжигаем их, как солнце изжигает плесень.

– И нет большей скверны, чем Антикатисто. Он – Тьма в чистом виде.

– Безусловно так. Но в Мистерии очень много и иной скверны. Не сами волшебники, но то, с чем они играют. Нечистые духи, восставшие трупы, даже пришельцы из Паргорона – все это есть в Мистерии, и есть в неподобно великом количестве. Причем мы не можем с этим сделать ровным счетом ничего, ибо в Мистерии нам не рады. Там не властен небесный закон, и мы не можем свободно там действовать, не начав войну.

– Не нам судить их, – возразил Массено.

– Не нам. И потому мы не судим. Мы истребляем любое зло, которое можем.

– Именно это я желаю сделать, – сказал Массено, сжимая пайцзу. – Ваше высокопреподобие, святая мать архимандритиса, я официально прошу вашего содействия, как нунций Космодана.

– И только? – произнесла мать Исатэлла, не шевельнув даже головой.

– И еще как ваш брат по ордену. Я считаю, что это необходимо сделать, святая мать.

Архимандритиса еще некоторое время хранила молчание. Потом вздохнула и спросила:

– Что ты видишь вокруг, брат Массено?

– Море. Поле. Гору.

– Море и поле, – медленно повторила мать Исатэлла. – Задумывался ли ты, отчего мы возвели нашу обитель именно здесь?

– Задумывался, святая мать.

– И к какому ответу пришел?

– Честно говоря, – чуть улыбнулся Массено, – честно говоря, я немного схитрил. Я прочел в архивах, при каких обстоятельствах был построен монастырь.

Архимандритиса рассмеялась, и на ее щеках появились ямочки. На какой-то миг вернулась та полная света дева, что сражала демонов еще до рождения Массено.

– Я помню тебя, брат, – ласково произнесла она. – Я видела тебя, когда тоже возвращалась в монастырь, чтобы испросить совета у отца Риссаделя.

– Боюсь, я не помню этого, – виновато ответил Массено.

– Конечно, не помнишь. Это произошло вскоре после твоего посвящения, когда ты сидел на галерее, обратив глазницы к солнцу. Помню, отец Риссадель еще сказал мне, что ты прочел половину монастырской библиотеки и ужасно сокрушен тем, что не можешь продолжать. Ты все перебирал свою Ктаву…

– А вот это я помню. Стыжусь признаться, но тогда я был охвачен внутренними терзаниями. Какие-то минуты я даже сомневался, в самом ли деле Светлая Госпожа дарует мне новое зрение, лучше прежнего. Не останусь ли я навек беспомощным слепцом.

– Все мы этого страшились хоть немного, – кивнула архимандритиса. – Однако жаль, что ты так и не прочел вторую половину нашей библиотеки. Там есть фолиант об элементалях Тьмы, и особое место в нем уделено Антикатисто.

– Теперь и я об этом сожалею, – склонил голову Массено. – После обретения Солнечного Зрения я желал поскорее начать служить Лучезарной.