Крейсер Его Величества «Улисс» - [7]

– Проклятый старый дурак! – в гневе воскликнул Николлс.

– Не такой уж он дурак, Джонни. Скорее это талантливый чурбан. Зря начальником штаба не сделают. По словам Джайлса, он умелый стратег и тактик. И не такой уж он злой, каким мы привыкли его изображать. Старика Винсента трудно осуждать за то, что он снова посылает нас в поход. Перед ним неразрешимая проблема. Ресурсы его очень ограничены. Театров военных действий несколько, и всюду нехватка кораблей и людей. И половины нужного количества не наскрести. Как хочешь, так и крутись. И все-таки это бездушный, бесчеловечный службист; людей он не понимает.

– И чем дело кончилось?

– Снова курс на Мурманск. Завтра в шесть ноль-ноль снимаемся с якоря.

– Как? Опять? Вот эти привидения снова отправятся а поход? – Николлс не скрывал своего удивления. – Они не посмеют нас послать! Просто… не посмеют!

– Как видишь, посмели, дружище. «Улисс» должен… как это Старр выразился… искупить свою вину. – Брукс открыл глаза. – Сама мысль об этом приводит меня в ужас. Не осталось ли там еще этой отравы, дружище?..

Сунув пустую бутылку в шкафчик, Николлс возмущенно ткнул большим пальцем в сторону видневшейся в иллюминаторе громады линкора, стоявшего на якоре в трех-четырех кабельтовых от «Улисса».

– Почему всегда мы, сэр? Всегда мы? Почему бы начальству не послать разок эту плавучую казарму, от которой нету никакого проку? Вертится, проклятый, из месяца в месяц вокруг своего якоря…

– В этом-то и дело, – с серьезной миной прервал его Брукс. – По словам штурмана, «Кемберленду» никак не удается поднять якорь. Мешает гора жестянок из-под сгущенного молока и сельди в томатном соусе, выросшая за последние двенадцать месяцев на дне океана.

Николлс, казалось, не слышал его и продолжал:

– Изо дня в день, из месяца в месяц они посылают «Улисса» эскортировать транспорты. Меняют авианосцы, посылают замену эсминцам – кому угодно, но только не «Улиссу». Ни малейшей передышки. Зато «Герцог Кемберлендский», который только и пригоден для того, чтобы посылать громил для расправы с больными, измученными людьми, за одну неделю сделавшими больше, чем…

– Умерьте свой пыл, мой мальчик, – пожурил его Брукс. – Разве это расправа – трое мертвецов да горстка раненых героев, которые отлеживаются в лазарете? Морские пехотинцы лишь выполняли приказание. Что касается «Кемберленда», то тут ничего не поделаешь. «Улисс» – единственный корабль флота метрополии, оснащенный для сопровождения авианосцев.

Осушив стакан, Николлс задумчиво посмотрел на Брукса.

– Временами, сэр, я даже симпатизирую немцам.

– Вы с Джонсоном одного поля ягоды, – заметил Брукс. – Узнай адмирал Старр, что вы собой представляете, он бы на вас обоих надел наручники за враждебную пропаганду, а потом… Вы только посмотрите! – подался вперед Брукс. – Взгляните на старого «Герцога», Джонни! С сигнального мостика поднимаются целые ярды простыней, а матросики бегут-бегут, как ни странно, – прямо на бак. Налицо все признаки активности. Ну и чудеса, черт побери. Что вы на это скажете, Николлс?

– Наверное, к увольнению на берег готовятся, – проворчал Николлс. – Что еще могло всполошить этих бездельников? И кто мы такие, чтобы завидовать им, чьи ратные труды оценены по достоинству? После столь долгой, ревностной и опасной службы в арктических водах…

Последние слова Николлса заглушил пронзительный звук горна. Оба офицера машинально посмотрели на динамик, в котором что-то потрескивало и гудело, затем изумленно переглянулись. В следующее мгновение оба были на ногах: к настойчивому, леденящему кровь призыву горна – сигналу боевой тревоги – невозможно привыкнуть.

– Боже правый! – простонал Брукс. – Не может этого быть! Неужели опять? Здесь, в Скапа-Флоу!

«Боже мой! Неужели опять! Неужели здесь, в Скапа-Флоу!»

Эти слова были у всех на устах, в умах и сердцах семисот двадцати семи измученных, постоянно недосыпающих, озлобленных моряков в тот хмурый зимний вечер на рейде Скапа-Флоу. Ни о чем ином они и не могли думать, заслышав повелительный окрик горна, от которого тотчас замерла работа в машинных отделениях и кочегарках, на лихтерах, откуда шла погрузка боеприпасов, на нефтеналивных баржах, в камбузах и служебных помещениях. Лишь одним этим были заняты мысли оставшихся на вахте в нижних палубах. Еще острее почувствовав отчаяние при пронзительных звуках тревоги, разорвавших благодатную пелену забытья, они с тоскующей душой и больным разумом тотчас вернулись к жестокой действительности.

По странному стечению обстоятельств минута эта была роковой. «Улисс» мог бы в эту самую минуту навсегда окончить свое существование как боевая единица. Это был именно тот момент, когда озлобленные, измученные люди, едва успевшие несколько прийти в себя в сравнительной безопасности защищенного сушей рейда, могли восстать против беспощадной системы немого, бездушного насилия и принуждения, убивавшей в человеке душу живую. Более подходящего для мятежа момента не могло и быть.

Минута эта пришла – и была упущена. Такая мысль лишь на какое-то мгновение коснулась умов и тотчас исчезла, заглушенная топотом ног разбегавшихся по боевым постам людей. Возможно, тут сыграл свою роль инстинкт самосохранения. Хотя вряд ли – на «Улиссе» давно перестали заботиться о себе. Возможно, то было просто флотской дисциплиной, преданностью своему командиру или тем, что психологи называют условным рефлексом, – заслышав визг тормозов, вы инстинктивно отскакиваете в сторону.