– Как ночка, вахтенный? – прогудел он жизнерадостно. – Вот именно, бодрит. Обстановочка хуже некуда. Куда-то разбежались наши цыплятки в этот чудный вечерок?
Он стал вглядываться в снежную пелену; окинул взором горизонт, потом отвернулся.
– Провалились в тартарары, а может, и дальше…
– Да нет, все не так уж и плохо, – усмехнулся Кэррингтон. Пришедший на флот из запаса, бывший капитан торгового флота (Вэллери всецело ему доверял), капитан-лейтенант Кэррингтон был человеком, неразговорчивым и почти никогда не улыбался. Но между ним и Тэрнером – этими превосходными моряками – давно возникла симпатия и взаимное уважение. – Иногда можно разглядеть авианосцы. Но Боудену и его присным их координаты известны с точностью до дюйма. По крайней мере, они так утверждают.
– Не дай Бог, чтобы старина Боуден услышал вас, – заметил Маршалл. – По его мнению, радар – это единственный шаг вперед, который род людской сделал с той поры, как слез с деревьев на землю. – Ежась от холода, он повернулся спиной к пронизывающему ветру. – Во всяком случае, я бы поменялся с ним местами, – прибавил он мечтательно. – Стужа тут почище, чем у нас зимой в Альберте!
– Вздор, мой мальчик, сущий вздор! – загрохотал старпом. – Ну и хлипкая же пошла нынче молодежь. Именно такой и должна быть жизнь всякого уважающего себя мужчины. – Тэрнер с жадностью вдохнул ледяной воздух и повернулся к Кэррингтону. – Кто с вами на вахте, первый?
От нактоуза отделилась темная фигура и направилась к нему.
– Ах, вот вы где. Ну-ну. Могу поклясться, это не кто иной, как штурманский офицер господин Карпентер. Как всегда, при деле и с шиком одетый. Знаете, штурманец, в этом одеянии вы смахиваете на помесь водолаза и человека с реклам, призывающих покупать шины «Мишлен»!
– Три ха-ха, – грустно ответил Капковый мальчик. – Смейтесь и издевайтесь, сэр, пока ваш черед. – Он любовно погладил свой капковый комбинезон. – Что-то вы запоете, когда мы все окажемся в одном бульоне. Вы все, пойдете ко дну или замерзнете, а я буду в тепле и уюте докуривать которую по счету сигарету…
– Разговорчики! Ступайте. Какой курс, первый?
– Двадцать три градуса. Скорость пятнадцать узлов.
– Где командир?
– В укрытии. – Кэррингтон кивнул головой в сторону бронированного помещения в задней части мостика. Оно служило основанием дня поста управления огнем. В кожухе, проходившем через укрытие, находились кабели, во которым передавались данные ддя управления огнем. В помещении стояла жесткая койка для командира корабля.
– Спит, надеюсь, – прибавил он. – Хотя очень сомневаюсь. Командир приказал вызвать его в полночь.
– Зачем? – поинтересовался Тэрнер.
– Не знаю. Наверное, для порядка. Хочет посмотреть, как идут дела.
– Приказ отменяется, – проронил Тэрнер. – Командир обязан сам подчиняться распоряжениям, особенно когда они исходят от доктора. Беру на себя полную ответственность. Доброй ночи, первый.
Дверца захлопнулась, и Маршалл нерешительно повернулся к старпому.
– Я относительно командира, сэр. Понимаю, это не мое дело… – продолжал он, поколебавшись. – Он что, не совсем здоров?
Тэрнер мгновенно обернулся. Голос его был удивительно спокоен.
– Если бы Бруксу удалось настоять на своем, Старик давно лежал бы в госпитале. – Помолчав с минуту, он добавил:
– Но, боюсь, даже в этом случае было бы поздно.
Маршалл ничего не ответил. Не находя себе места, он стал расхаживать по мостику, потом отправился на ют к щиту управления прожекторами левого борта.
Минут пять до старпома доносился приглушенный говор. Когда Маршалл вернулся, он с любопытством поднял на него глаза.
– Пытался потолковать с Ральстоном, сэр, – объяснил минный офицер. – Я решил, что если он и станет с кем разговаривать, то это со мной.
– Ну и как?
– Он действительно говорит, но только о том, о чем сам захочет. Об остальном – ни звука. Мне так и мерещится табличка у него на груди: «Частная собственность. Вход воспрещен». Очень учтив, очень вежлив и совершенно нелюдим. Будь я проклят, если знаю, как с ним быть.
– Оставьте его в покое, – посоветовал Тэрнер. – Тут ничего не поделаешь. – Он покачал головой. – Ну и подло же обошлась с ним жизнь!
Снова воцарилась тишина. Снег валил не так густо, но ветер по-прежнему крепчал. Диковато завывал в мачтах и такелаже, сливаясь с жутким звенящим щелканьем гидролокатора. Эти тревожные звуки точно скребли по сердцу, пробуждая первобытные страхи, давно приглушенные в человеке под влиянием цивилизации. Гнусную эту симфонию экипаж корабля возненавидел лютой ненавистью.
Пробили одну склянку – половина первого; две склянки – час; три – половина второго. Тэрнеру вспомнилось о существовании таких приятных вещей, как кофе и какао. Что выбрать – кофе или какао? Он остановился на какао – напиток этот бодрящ и питателен. Он повернулся к посыльному. Это был Крайслер, брат старшего акустика.
– На мостике! Докладывает радиорубка. Докладывает радиорубка! – послышалось из динамика над акустической рубкой. Голос звучал торопливо, настойчиво. Тэрнер бросился к переносному микрофону, отрывистым голосом подтвердил донесение.
– Радиограмма с «Сирруса»: «Получены эхо-сигналы слева по носу, пеленг, триста, сигналы отчетливы, дистанция сокращается».
