Крестьянский сын, дворянская дочь - [83]

— Этот упырь способен уничтожить любого, кто встанет на его пути! — подвела итог сказанному Зинаидва Архиповна.

Но, ужаснувшись, крепко задумалась.

— Но есть у него в доме подвальчик заветный. — медленно, размышляя, стала она вести разговор. — А в подвальчике — сейф. Много чего храниться в том сейфе, многих секреты хранит он.

— Это вы к чему, Зинаида Архиповна, — поинтересовалась Наташа невинным тоном, а у самой глазки-то загорелись.

И Николай хорошо знал цену горящим Наташиным глазам.

— А к тому это я, дети мои, что не только для себя расстараемся — для всего города хорошее дело сделаем.

— Как это?

— А кроме чистых бланков и денег лежит в этом сейфе самое заветное — источник могущества этого паука — закладные, расписки, сведения о нехороших делишках некоторых людей.

— Точно! — теперь загорелись глаза и у Николая. — Выврвем жало у гадюки — изымем эти бумаги у него. Без них — он никто и ничто.

— А ключ от сейфа у него завсегда на цепочке, что на груди висит, прямо рядышком с образком. Сама видела.

— Виоистину так, и я тот ключик видела! — добавила Глаша и отчего-то засмущалась.

Но этого никто и не заметил — ребят охватил охотничий азарт.

— Все-таки можно! Только если взяться с умом. — рассудил Кирилл, усиленно почесывая зудящий шрам. — И еще… нужен живец на которого клюнет наш потаскун.

— Он есть! — несколько пафосно воскликнула Наталка. — Пусть Глаша научит и даст мне свои наряды.

— Не выйдет! — воскликнул Николка, совсем недовольный таким оборотом дела. — У тебя глаза не шибко блудливые для такого дела.

Глаша возразила:

— Никаких нарядов и блудливых глазздесь не нужно, умения тут ни к чему! К этому козлу должна явиться робкая гимназистка, попавшая в безвыходную ситуацию. А еще он в игры поиграть любит, гад, пока за дело возьмется. Вот тут бы его и прищучить!

И был разработан ПЛАН! Ребята осознавали, что их ПЛАН не был безукоризнен и имел немало слабых мест, но при отсутствии времени приходилось полагаться на импровизацию.

— Что с Сенькой делать будем? — вдруг задала вопрос Наталка.

— А ты его уже жалеешь? — ехидно спросил ревнивый Николка.

— Я тебя сейчас ударю! — шутливо разгневалась Наталка, и уже серьезно: — В самом деле, его же куда-то надо деть.

— Ничего, посидит в погребе пару дней, главное не забывать кормить, а до ветру ходить — ведро есть. А там запугаем и отпустим, все равно нам или пан или пропал. — здраво рассудил Николай.

Стали планировать операцию. Хотели, прихватив фотографа, ворваться в скромное жилище прохиндея, и застать его в момент приставаний к скромной гиназистке — Наташе. Далее планировалось разыграть суд, где две богини — Эриния и Фемида[40], дожны были зачитать приговор, напирая на изменения в Правилах содержания борделей 1901 года, в которых разрешенный возраст привлечения к занятию проституции поднимался с шестнадцати лет до двадцати одного года. По замыслу ребят, Козлобородый сам должен был отдать им и ключ, и бумаги, и деньги. Да только затормозил все эти фантазиии Николай.

— Стоп! Вы как хотите, ребята, но я Наталку на это дело не пущу! — решительно заявил он. И, предупреждаяя готовый сорваться с губ милой протест, добавил. — Как мы уловим момент, когда ваходить надо? А вдруг уже будет поздно?

— Правильно говоришь! — поддержала Николая Глаша. — Не нужна мне свобода такой ценой.

— А чё мы кобылу за хвост тянем? — добавил Кирилл. — Или у нас с тобой Колян кулаки маленькие? Что мы, без всяких этих премудростей ключик отобрать не смогём?

Всё вышло как и предсказывал Кирилл. Акция прошла на кураже. Никто не ожидал, что Козёл окажеться таким ничтожеством и раскиснет от несколькоих тумаков. Двое верзил, азартно мутузивших свою жертву, казались ему чудовищами. Особенно хорош был один, со свежим шрамом через все лицо, истинный головорез. Они грубо встряхнули чинушу, поставили на ноги и пребольно скрутили руки Козлобородого. Затем усадили его на стул, попутно отвесив несколько чувствительных пощечин. Большего не потребовалось: ужасный злодей, паучина, опутавший своими сетями весь город, изрядно струхнул и сразу же расклеился. Не лучше громл были и их сообщницы. Одна их них, сущая фурия, наклонившись к нему прошипела:

— Забыл, паскуда? Много, значит, после меня таких юных и беззащитных поперебывало в твоих потных ручонках. А я все помню! Все помню: как ты терзал мое невинное тело, как юность мою сгубил, как в шестнадцать лет в притон спровадил, продал.

Добил, и без того трясущуюся душу, другой головорез, помоложе и покоренастей, который, словно невзначай поигрывая ножичком, предложил:

— Так давайте лучше отрежем ему хозяйство, и дело с концом.

Этого вынести Козлобородый уже не мог: обмочился и заскулил, прощаясь с жизнью. А тот верзила, что помоложе, срезал цепочку на шее, и, взяв ключ, сказал:

— Ладно, живи пока, хоть ты этого и не заслуживаешь. А вот жало у тебя мы вырвем.

В сейфе были разложены золотые червонцы в мешках, ассигниции стопками, несколько кип компроментирующих документов и чистые бланки паспортов, доверенностей и других важных докуметов, оформленнывх чин по чину, с печатями и подписями. Нашла документы на свой дом и Зинаида Архиповна, которая хоть и считалась полновластной хозяйкой борделя, одако купчая на её имя хранилась в заветном сейфе. Было решено червонцы взять себе, ассигнации — в топку, закладные, доверенности и долговые расписки разнести по адресам их обладателей, чтобы знали, что отныне им ничего не угрожает.